Рок-н-ролл или Прогноз на завтра
Евгений Зашихин. 1989 г.
Сканы предоставил: Алексей Золотарёв, Воронежская обл. Обработка: naunaunau.narod.ru, 4 февраля 2011 г.
ЕСЛИ БЫ еще три года назад, когда большинство тех композиций, что вскорости принесут «Наутилусу Помпилиусу» громкую известность, признанное лидерство в различных хит-парадах и на рок-фестивалях, уже было записано... Когда магнитофонные альбомы «Невидимка» и «Разлука» уже пошли по стране кассетной лавиной, приобретая все новых приверженцев свердловской рок-группы и ее песенных шлягеров — таких, как «Последнее письмо», «Отход на Север», «Мальчик Зима», «Князь Тишины», «Алчи-Алчи» и, конечно же, «Скованные одной цепью». Когда вполне «сухопутные» журналисты, чья подготовка в конхиологии (наука о моллюсках) доселе ограничивалась прикладыванием к уху привезенной с черноморских берегов раковины рапана, уже вдруг начали в своих музыкальных обзорах уверенно сыпать трудно проверяемыми подробностями из природного существования голожаберного, головоногого реликта палеозойской эры, единственного плавающего из ста с лишним тысяч проживающих на сегрдняшний день моллюсков — наутилуса-помпилиуса, — давшего имя подводной лодке жюльверновского капитана Немо и группе музыкантов, объединившихся вокруг В. Бутусова и Д. Умецкого...
Если бы тогда кто-то предположил, что этот коллектив со временем получит премию Ленинского комсомола, то наверняка оказался бы в положении дружно осмеянного пророка.
Группа «Наутилус Помпилиус»
Многочисленные поклонники «Нау» вероятнее всего приняли бы подобный прогноз
за столь ценимое на рокерских «тусовках» хохмачество, посчитав, что значок лауреата
удачно заменит орден-«фенечку» на полувоенном — с галифе и при высоких
сапогах — сценическом костюме Вячеслава Бутусова. Тем более, что это был
бы еще один повод поиронизировать над непредсказуемостью комсомольских наград
того времени — точнее сказать, над связанной с вполне уже старческой беззубостью
их содержания предсказуемостью (не случайно одинч из свердловских литераторов
как-то уже предлагал самым ёрническим манером: надо вручить эту премию...
Михаилу Лермонтову — и по возрасту будет действительно молодой и вроде бы
за идеологическую остроту его творчества бояться уже не следует — никто креслом не рискует.
Разумеется, основания таким образом противопоставлять тогдашний комсомол и «Наутилус» у рокеров были. Ведь кроме интересной и всегда неожиданной музыки, где яркость аранжировок и запоминающаяся сразу же мелодия соединялись с высоким профессионализмом исполнителей; кроме весьма своеобычного (то «бычное», что есть в этом определении, по-моему, точно передает сценический образ Бутусова, «набутусившегося» Бутусова, как выразился кто-то из писавших о группе) поведения перед публикой,— кроме всего этого у «Нау» были предельно откровенные, а подчас даже жесткие, «крутые», публицистически заостренные тексты, крайне непривычные для недавнего времени.
И комсомольским работникам, чьи комитеты тогдашнего образца как по своей иерархической форме, так и по духу царившего там младочиновничества прочно были вписаны в структуру застойно-тоталитарных — «скованные одной цепью, связанные одной целью» — общественных отношений, конечно же, было ой как неуютно, когда тот же Бутусов с трагическим надрывом кричал со сцены, что его герой — «внебрачный сын Октября». При всем том, что Слава и впрямь родился в октябре месяце, нельзя было не догадываться, что поет он о боли своего поколения, осознающего с горечью, что «нас выращивали денно, мы — гороховые зерна, нас теперь собрали вместе: можно брать и можно есть нас». Вот и занимались в комсомоле литературной критикой.
Справедливости ради скажу: в общем-то не каждый текст «Наутилуса» был действительно публицистически заострен и ясен по мысли. Так, думается, и проговаривания текстов кое в чем были полезны. Ведь случались у «Hay» вещи проходные, снижавшие общее впечатление, были невнятности, какие-то неточности, скороговорки, которые явно портили и вполне зрелые вещи. Так в одной из сильных своих работ — песне «Ален Делон», где выразительно и просто (и потому с особенно трагической безысходностью) был показан тот страшный взрослый мир, куда входят наши подростки и который мы так долго рядили в личину светлого будущего, Илья Кормильцев, мне кажется, так и не воплотил до конца свой замысел. И после строк обнаженного чувства и смысла:
Она читала мир, как роман, А он оказался повестью: Соседи по подъезду — Парни с прыщавой совестью. Прогулка в парке без дога Может стоить тебе очень дорого, Мать учит наизусть телефон морга. Когда ее нет дома слишком долго,
шло не совсем суразное: «она старше, чем мать, он должен стать ее мужем». Неслучайно, для прояснения этого загадочного «он» создатели телевизионного видеоклипа даже использовали фрагмент из «Маленькой Веры» — где мы изнутри изображенного в фильме семейного гнезда, где все, «как у людей», видим, откуда же берется у наших детей страшный опыт будничного зла, который оборачивается затем в «первый опыт борьбы против потных рук»...
По всей видимости, узнай тогда о будущей премии сами участники группы, они бы только грустно улыбнулись в ответ — пословичной улыбкой дитяти, безглазого у семи нянек. Ведь «инстанции», куда, предваряя выступления, кабинет за кабинетом,— поначалу практически безрезультатно уходили копии текстов «Hay», чаще всего начинались дли коллектива именно с комитетов ВЛКСМ.
«Из нас так машинисток сделают»,— сокрушался Дима Умецкий, когда мы как-то готовили с ним — я в то время был в худсовете свердловского рокг-клуба — очередную «бумагу», где неведомо кому растолковывали, что в одной из лучших песен группы — в «Последнем письме» — речь идет только о том, о чем идет:
Мне стали слишком малы Твои тертые джинсы, Нас так долго учили Любить твои запретные плоды. Гуд бай, Америка...
То есть о том, что последнее письмо — это письмо на прощание. Что расставание идет с иллюзиями молодости; что герой этой песни естественно вырастает из определенных представлений, которые при взрослении (вариант: возмужании) становятся попросту малы — как, скажем, те же джинсы, которые стали своего рода фирменным знаком молодежных поколений 70-х — 80-х; что, слушая Бутусова, чувствуешь естественную для каждого грусть о том, как быстро течет время.
Впрочем, что толку осуждать сейчас за «несмелость» тех ребят из числа комсомольских шефов, которые ничего не решали сами и чья задача заключалась в мало что меняющих — потому как «одни слова для мощи с «литованием» общих обсуждениях «идейно-художественного своеобразия».
Ведь даже песня «Князь Тишины», написанная на стихи венгерского поэта Эндре Ади, умершего более полувека назад, «вызывала вопросы» и о ней «было мнение».
Хотя о комсомольцах, помогавших «Наутилусу»,— это уже другой сюжет.
Думаю, что и комсомольские работники, среди которых были и действительно преданные «болельщики» коллектива, услышав тогда, что они еще будут выдвигать «Наутилус» на лауреатство, только бы пожали плечами. Работа в объединившем свердловские рок-группы клубе ничего кроме шишек не приносила.
Сложными были отношения с музыкантами, просившими у комсомольских шефов качественной аппаратуры (а где ж ее взять?) и помощи с «литованием» программ. Конфликтными — с «тусовкой» любителей рока, роптавшими, что вместо публичных концертов клуб проводит полузакрытые — с оперотрядовским оцеплением — рок-лаборатории.
А тут еще свой брат, комсорг с предприятия, письмо гневное публикует, где, делясь недоумением: а от чего это такое название — «Наутилус», и попутно переведя (с каковского только?) название другой известной свердловской группы, как «еврейский сирота» («Урфин Джюс»!), делал вывод об «идейной небезобидности» рока вообще, и городских коллективов в частности.
Этой тревоге вторит областное радио. Оглушив своих читателей соответствующим образом прокомментированными децибелами «хэви метла», одна из журналисток примется стращать уральское население духовной заразой «Мейд ин оттуда», с заметной долей скепсиса отзываясь о политической зрелости отдельных свердловских комсомольских идеологов.
Короче говоря, случившееся награждение группы «Наутилус Помпилиус» премией Ленинского комсомола-1989« за песни последних лет» — факт симптоматический. И, разумеется, он не столько говорит о нынешнем творческом лице группы или о положении «в области литературы, искусства и самодеятельного творчества молодежи» (это из постановления Бюро ЦК ВЛКСМ), сколько, на мой взгляд, о стремлении Союза молодежи как-то определиться в сегодняшней общественной ситуации.
Будем надеяться, что акция эта пойдет ему на пользу. И даст новый импульс для работы награжденному «трио» Бутусов — Умецкий — Кормильцев, и как-то поможет всей рок-музыке у нас в стране.
Тем более что сейчас у рок-коллективов сложное , время: все, что раньше мы слышали из магнитофонных динамиков, как некую особенную честность «крутых парней, которым нечего терять», и на чем приобрели творческую репутацию многие группы, ныне сделалось чуть ли не общим местом средств массовой информации. К тому же теперь мало прямых слов, нужны еще и мудрые, ведущие к мудрый действиям, дефицит которых мы так остро ощущаем все больше и больше.
Ну а что касается сегодняшнего «Наутилуса», то своеобразные «каникулы» группы пока что продолжаются. После нашумевшего ухода Умецкого, привлечения — не совсем удачного — музыкантов из других свердловских групп и совпавшего с этим творческого кризиса, последовал отказ «Hay» от концертной деятельности и даже самороспуск. Затем были не менее нашумевшее воссоединение связки Бутусов — Умецкий и информация в печати о напряженной работе этого дуэта над новым альбомом — все это не могло не породить самых различных версий и даже слухов.
Впрочем, есть и предположение, что в феврале мы снова услышим «Наутилус Помпилиус» — так что будем ждать.
