«Нау» дома
Е. Кобякова, О. Дуленин. Фото А. Пузанова. Газета «На смену», 1992 г.
Обработка: naunaunau.narod.ru, 8 мая 2021 г..
…И как сказал Владимир Владимирович Шахрин: «Поплачь о нем, пока…» Воистину! Действительно, Дворец молодежи «плакал» о нем и «любил» его «таким, какой он есть». И какая разница, что «Нау» уже давно тусуется не с нами. Главное, на сцене — Вячеслав Бутусов, все таком же немногословный и таинственно-меланхоличный.
— Слава ты не был в Свердловске два года. На твой взгляд, за это время город как-то изменился?
Бутусов: — Я, честно говоря, ждал больших изменений. Свердловск — это все-таки столица Урала, гнездо многих наших политических деятелей Они могли бы и позаботиться о том, чтобы облагородить немного город. Здорово его за это время запустили! Я считаю, что у Екатеринбурга должен быть облик столичного города. Тем более, что теперь у него такое красивое имя. Мне лично очень оно нравится. «Свердловск» вызывает более конкретные ассоциации, чем «Екатеринбург».
— А ностальгии у тебя нет по городу?
— Есть, конечно. Но я, видимо, всегда как-то неудачно приезжаю; здесь у меня все время либо сложности какие-то возникают, либо еще что-то. Поэтому вся эта ностальгия постепенно вытравливается из меня… А положительные эмоции, ностальгию в чистом виде у меня всегда вызывают воспоминания об учебе в институте. Это было замечательное время…
— Слава, какие у тебя сегодня остались чувства от общения с публикой?
— Я всегда считал, что в Свердловске очень специфическая публика. На концертах она обычно долго раскачивается. долго соображает, что же все-таки происходит на сцене. А уже потом делает выводы, но делает их мгновенно. В Свердловске очень благодарная публика. И я считаю, что это определенный элемент воспитанности, культуры восприятия музыки. Например, оголтелая ленинградская и московская публика воспринимает концерты совсем по-другому. Для них все шоу происходит в них самих. А здесь люди слушают внимательно, не галдят напропалую… Хотя найдется, конечно, пара-тройка таких… в шапках…
— А тебе не показалось, что третья часть зала неправильно тебя воспринимала? То есть в тебе сегодняшнем многие хотели увидеть тебя вчерашнего, а в этом новом «Наутилусе» тот, старый «Наутилус»?
— Мне очень жаль, если это так. Но мы ведь не можем все время делать одно и то же, одно и то же переваривать и снова выдавать. Нам в любом случае свой какой-никакой творческий потенциал нужно использовать. Мы всегда хотим делать что-то новое, и это новое нам нравится больше. «Гуд бай, Америка», например, была написана в 85-м году, то есть семь лет уже прошло. Мы же не можем играть эту песню беспрерывно без хотя бы каких-то изменений. Нам часто высказывались различного рода претензии, и мы внесли в программу некоторые старые песни. Хотя я считаю, что они не подходят к нашей эстетике абсолютно. Это сделано просто для того, чтобы определенная часть людей не обижалась. Потому что, как это ни странно, какая-то часть людей приходит на концерты, желая услышать только две песни: «Казанова» и «Гуд бай, Америка»… Но я думаю, что большинство людей, приходящих на концерт, все-таки интересуются каким-то движением, тем, что мы наработали нового. Например, эту программу мы мучили два года. По разным причинам, объективным и субъективным, она получилась действительно вымученной. Для нас это был ответственный этап, и я достаточно удовлетворен морально тем, что мы сделали… Всегда, конечно, лучше приехать на подготовленную почву, когда люди уже слышали записи. Но так получилось, что мы только закончили запись программы и город Екатеринбург стал первым городом, услышавшим эту программу полностью.
— Слава, пожалуй, сегодня в твоей музыке осталось только электричество, то есть эта музыка «бьет» слушателя так же, как та. Но твои мелодии, по-моему, потеряли ту хрупкость, тот нерв, которые подмечали абсолютно все. Это сделано сознательно или же получилось естественно, само собой?
— Мне трудно обсуждать такие вещи, как «хрупкость», «нервы»... Дело в том, что в записи всегда легче сделать какие-то нюансы, чем на концертах. Потому что эта грубость иногда возникает из-за качества аппаратуры, из-за вообще исполнительского червяка. Да по разным причинам могут пропасть те или иные нюансы… Я должен сказать, что мы очень долго и целенаправленно шли к этому звуку, к этой эстетике. Но это трудно объяснить на пальцах. Если бы вы слышали наши новые фонограммы, вам легче было бы понимать, о чем я говорю…
— Ну и как ты намереваешься работать дальше?
— Мы для себя уяснили, что самая правильная организация работы — это когда существует нормальный творческий период и все силы в течение его расходуются на творчество. Потому что это самое главное в нашей работе: и работа в студии, и рождение новых замыслов. А концерты — это уже работа такая… ломовая, что ли…
— Механическая?
— Иногда да… И мы сейчас будем просто более планомерно и тщательно относиться к тому, что делаем или будем делать Чтобы всегда была какая-то изначальная идея, которая подстегивала бы все остальное…
1992 год у меня начался достаточно хорошо… Тьфу-тьфу-тьфу…
Е. Кобякова, О. Дуленин.
P.S. Слава, почему «Бриллиантовые дороги», в свое время посвященные памяти Башлачева, на концерте были объявлены памяти Вити Цоя?
Фото А. Пузанова
