Вячеслав Бутусов о собственных песнях
Александр Устинов, Валерий Жук. Фото: Алекс Федечко. Журнал «Fuzz» №7/8, июль/август 1999 г.
Обработка: naunaunau.narod.ru, март 2018 г.
Небольшая студия в помещении "ИТАР-ТАСС".
Fuzz: За время существования НАУТИЛУСА у тебя лично и у группы накопился богатый песенный материал, и нам есть о чем поговорить... Начнем с песни "Летучий Фрегат". Веселые или грустные истории с ней связаны?
Тут помню, тут... не помню...
Вячеслав Бутусов: Так тогда грустного ничего не было, поскольку был период студенчества, 2 или 3 курс. Мы еще были так себе, студенческая самодеятельность. Поэтому обратились за помощью к маститому звукорежиссеру, который из популярных среди военных магнитофонов "Тембр" с помощью консервной банки и самодельного тумблера сделал двухканальный магнитофон. Это было достижение для того времени, можно было писать стерео. Моя задача заключалась в том, чтобы петь и играть одновременно, а это было очень трудно — опыта никакого не было. И еще помню, что зачем- то петь высоко старался, и песня получалась очень жалостливая. Ко всему еще профессиональная робость, и плюс все надо было записывать с одного дубля. Поэтому парились мы над этим до умопомрачения, до тех пор, пока не настала эдакая инженерная тупость. И еще одни момент — в то время я самым наглым образом вторгся в венгерскую классическую поэзию и все тексты брал оттуда. Например, "Битва С Магнатом" или что-нибудь подобное, зверское, с панковским уклоном. И все причем конец XIX века (смеется). А вот к этой я сам вынужден был текст писать, потому что ни одно произведение из четырех томов венгерского альманаха не подошло по размеру. Так что это была одна из первых песен, которую я целенаправленно закатал, т. к. надо было альбом до конца довести. Песню эту в данной версии включили в CD "Переезд", где объединили два наших первых альбома студенческих, совершенно ужасных по качеству, но... с куражом, я бы сказал.
Fuzz: Следующим номером в нашем списке "Алчи-Алчи" — она какая-то не ПОМПИЛИУСовская...
Вячеслав: Трудно сказать, тогда не было никаких эстетических рамок, мы шоу-бизнесом не занимались, делали, что нравится. Единственная привилегия, которая у нас была — это не картошку собирать после 2 курса, а ездить по этим же колхозам и чесать там на танцах. Поэтому мы бодро так все это обкатывали среди колхозников и поняли, что нужно быть ближе к народу. А тут еще тематика псевдоборьбы с алкоголизмом грянула... В общем, писалось все это в духе эдаких студенческих капустников, нагло и цинично, с желанием быть юмористами, но при этом бессовестно и безответственно. Вот и вышла такая хулиганская песня.
Fuzz: Она похожа на добрую дворовую песню, которую пацаны поют на лавочке, выпив портвейна...
Вячеслав: Да-да-да, это обязательная была атрибутика. Мы портвейн тогда очень уважали, это входило в рамки постконструктивизма свердловского. И потом "Алчи" был нашим ответом Полу Маккартни на песню "Mrs. Wanderbilt". В "Алчи" должен был быть соответствующий распев ("Хоп-хей-хоп"), но что-то мы так и не смогли его записать (усмехается). А "Алчи" — это такая произвольная с намеком на алкогольную компанию.
Fuzz: Давай о "Гуд бай, Америке"...
Вячеслав: Был текст, была гармония. Я предполагал ее сделать в реггей. Но... Во-первых, мы отрепетировали, а во-вторых, в этой машинке у японцев реггей и в помине не было, видимо, не в курсах они были к тому моменту. Поэтому все происходило эмпирически: кнопку нажал — ух ты, что творится-то! Все играет, шалман какой-то (смеется). Мы подбирали на халяву всякую чепуху — для альбома нужна была еще одна песня, а то он короткий получался. "Америку" мы записывали последней. Там уже фуршет начинался, портвейна закупили пару ящиков, в общем, презентация моментальная. И врубили эту самбу-румбу-боссанову, все и завертелось. Записывали сразу с голосом с первого дубля. Все как-то лихо получилось. А так, по сути дела, песни могло и не быть. В тексте пришлось, конечно, изменения внести — размер-то другой. Но на первой записи этой песни чувствуется — человек впросак попал. Так, что-то спел под караоке. Мы ведь серьезно к ней не относились, а все наоборот серьезно подошли. Звукорежиссеры говорили: "Хитом будет!"
Fuzz: Теперь затронем время прорыва НП и, естественно, альбом "Разлука"
Вячеслав: Саму "Разлуку" пели, умирали со смеху. Было это в подвале какого-то клуба архитектурного, памятника деревянного зодчества, на небольшой сцене. А песня эта была популярна в той среде, где мы пили портвейн, в основном среди киношников. Я услышал ее от Алексея Балабанова, он ее как-то особенно пронзительно-грустно пел, занудным голосом. Она меня зацепила, и мы решили исполнить ее а капелла, под звяканье бутылок. Настроение было меланхоличное после выпитого пива. Алексей Могилевский очень серьезно отнесся к записи. Как единственный на тот момент профессиональный музыкант, он придумал такой контрапункт, на безумной октаве... В общем, орал, но очень серьезно, что добавляло смеху. А вся эта атмосфера так или иначе прилипает к пленке. Альбом был третий по счету, и мы хотели закрепить свой легкий успех в стилистике new wave.
Fuzz: "Казанова"...
Вячеслав: Вот эту песню мы написали практически прямо в студии. У меня был проигрыш и была тема припева. Текст Кормильцев написал загодя. Сидели перед сессией, повозились, повозились, состряпали куплет, слепили припев... Прогнозы по этой песне были нулевые. Ставили тогда на другие, борьба с тоталитаризмом, все такое. Но жизнь повернула иначе, и вся эта журналистика, лозунг и плакаты очень быстро отошли на задний план. Признак конкретного времени — это сиюминутно.
Fuzz: "Казанова"-то как раз не из таких.
Вячеслав: Так вот я это и имею в виду. Такие вот "жульки-пульки" и укоренились в большей степени, чем манифесты.
Fuzz: А вот "Ален Делон" ("Взгляд С Экрана") — песня не политическая, но социальная. Она действительно описывает обстановку, которая тогда была в Сверловске?
Вячеслав: Мы ее записывали несколько раз, у того же Балабанова, например. Он единственный из нас имел тогда отдельную однокомнатную квартиру, которую время от времени предоставлял нам, в надежде на то, что мы будем там записывать музыку, а не устраивать вакханалии, пользуясь случаем. Народу нравилась такая вот достоевщина на детском уровне, пугалка такая, триллер. Мне потом очень нравилось писать эдакие мультипликационные триллеры. Вроде бы не настоящие ужастики, а глумливые, для четырнадцатилетних. В "Алене Делоне" текст был длинный, а мы старались укладываться в один-два куплета плюс припев, чтобы долго не возиться. А Илья выдавал поэмы, так что приходилось с этим бороться. У нас был целый цикл антивоенных песен, суть которых сводилась к тому, что мы не хотим идти в армию. И Кормильцев уже затачивал перо на Афганистан (смеется), строчил песни типа "Мой Брат Каин". Он тогда носил тексты пачками, искры из глаз сыпались, весь взъерошенный от такой образной злобы, эдакий анархист-цареубийца. Такое ощущение, что у него бомбы во всех карманах рассованы против существующего строя. Это была реакция на ту среду, в которой все находились тогда. А мы вообще существовали как отдельная самостоятельная ячейка, и единственной связью с внешним миром был Илья. Как терапевт с трубочкой, слушал и тревожные сигналы выдавал.
Fuzz: "Стриптиз", наверное, из таких же страшилок...
Спокойствие...
Вячеслав: "Стриптиз" изначально планировался как песня, которая должна бить по мозгам. Она достаточно тупая была, в принципе, по музыкальному содержанию. Мы уже были известны, ездили по фестивалям, и нужно было готовить новую программу, чтобы прожитый опыт был всеми прочувствован. Сделали вступление минут на пятнадцать, концептуальное такое — все постепенно подключаются с каким-нибудь своим контрапунктом, и всю эту возню даже песней трудно было назвать, это такой номер... Да-а, демонстрация возможностей синтезаторов. У нас к тому времени было три синтезатора и три синтезера. Плюс некоторые их этих синте зеров играли еще и на других инструментах, так что можно было еще и дрова пилить в процессе концерта (смеется). А песня это целенаправленно была выстроена для запугивания подростков. И плюс — хотелось сделать произведение на грани. Я потер руки — надо совсем распоясаться, окончательно. Были тогда длительные дискуссии о том, что все уже сказано и пора переходить на мат. Мат мы, конечно, после выбросили — никто же тогда не думал, что будем выступать публично со всем этим репертуаром. Тогда и с меньшими "проколами" не то что концерт отыграть, к сцене бы подойти не дали, а уж если б мат бы был... Нас бы до сих пор любили.
Fuzz: "Доктор Твоего Тела" с чуть слышным бэк-вокалом А. Б. Пугачевой. Как ее-mo умудрились вписать?
Вячеслав: Дело в том, что мы писались на студии А. Б. в комплексе "Олимпийский". Мы жили в общаге института Баумана. Там все такие математики-физики ходят, а тут в двух комнатах поселились такие вот пироги с Урала. Морально мы их, конечно, разлагали... И вот из такой атмосферы нас привели на студию Пугачевой. Ощущение было непередаваемое: как пожарник, который пришел на новогодний утренник и увидел, что все сверкает — елки, дети разные веселые.... Ну и начали там записываться. Особенно не повыступаешь, все крутые... А. Б. появлялась изредка. Познакомились мы чуть раньше, на "Звуковой Дорожке". Она тогда сказала какую-то тираду вроде: "Вот они, лесорубы настоящие приехали, в сапогах, в галифе самодельных, ноги расставили, что-то прокричали непонятное, но не крутое... Вот так надо!" А в студии она пыталась объяснить мне, как надо петь, но мне тогда бесполезно было объяснять, не профессионалу. Я кивал головой, пытался воспользоваться советом бывалого человека, но у меня ничего не получилось. Она, видимо, подумала, что я или стесняюсь или придуриваюсь, и сама зашла в эту рубку певческую и показала как надо делать, шепотом. Кальянов же записал все это, и в результате это тоже оставили в треке. Правда, спросили у певицы разрешения, но она сказала: "Не надо всего этого", и мы сделали на свой страх и риск. А потом пытливые издатели докопались и отметили это на пластинке. Это, кстати, была наша первая пластинка и самое большое тогда потрясение. Незабываемое впечатление, как я с готовым макетом конверта пришел к родителям. Меня аж распирало от гордости, в двери не проходил.
Fuzz: Следующая песня — ваша визитная карточка того времени "Я Хочу Быть С Тобой". И сейчас еще песня не устарела, молодежь переделки делает.
Вячеслав: Да, о переделке Леша Могилевский хорошо сказал. Там его партия саксофона, и он возмущается. Мне очень понравилась терминология — "мелодизированная какашка". Человек требовательный, сразу видно. А я нет, мне вся эта возня безразлична. Но о песне... Она, безусловно, самая слезливая у НП. И делалась она с определенным риском, потому что другая идеология была — Костя Кинчев там, Борзыкин, энергично все, агрессивно: "Мочи!". Я написал ее, показал Кормильцеву, долго сомневались, делать ее или нет, долго репетировали. Поначалу просто вставили песню в концертную программу. Там можно петь что угодно, все равно с первого раза никто ничего не поймет, при том уровне технологий слов вообще нельзя было разобрать. Поэтому мы ее спели, народ отреагировал нормально, и мы записались на той же студии А. Б. Она никуда не вошла и изначально была таким искусственным элементом, таким ублюдком незаконнорожденным.
Fuzz: Мы привыкли к одному звучанию НП, а потом два альбома с другим звуком. Расскажи об этом на примере "Прогулок По Воде"
Вячеслав: Коротко — это был период, когда начали играть гитарную музыку. Я хотел, чтобы на "Чужой Земле" было ровное музыкально-песенное полотно, без хитов. Но вот "Прогулки По Воде" да еще одна ("На Берегу Безымянной Реки") вырвались. "Прогулки" — это притча такая. Она как-то сразу хорошо была принята. Мы тогда могли позволить себе сингл и записали ее туда. И она легко пошла и стала любимой, как "Я Хочу Быть С Тобой". Потом нас обвинили в заигрывании с библейскими настроениями в народе. Опять же, через некоторое время стало модным петь про Иисуса Христа. А у нас в песне не было религии. Это просто притча, украденный сюжет, пересказанный Ильей Валерьевичем достаточно цинично.
Fuzz: Теперь "Титаник" — еще один виток, снова новый звук.
Вячеслав: Это была очередная смена состава. Нас колотило, мы уехали в Екатеринбург неполным составом, что означало изменения впереди. Долго к альбому готовились, работали без барабанов, с новой, перспективной по тем временам аппаратурой, и это было просто интересно. С нами записывался Вадим Самойлов, он уже-хорошо знал этот аппарат. А песня... Мне она нравится, т. к. соответствует по настроению той глубокой ж..., в которой мы тогда находились. Мне так кажется на 100%. Какая-то такая размазня, неразбериха, бессмысленность — тупиковое состояние, в общем. И весь альбом... Я вообще всегда был сторонником того, чтобы название альбома было более отстраненным от песен и определяло тему. Но уже пошел опыт коммерческий, что надо называть по главной песне, и мы решили не усложнять себе жизнь.
Fuzz: "Крылья" — ощущение, что вся энергия у Бутусова вообще кончилась. Да и в тексте самой песни с размером — беда.
Вячеслав: Изначально Илья требовал назвать альбом "Усталость". Мы с ним как авторы были в размазанном таком состоянии. Было много борьбы. Как я позже сформулировал работу над "Крыльями" — "подобно шахтерам по добыче фекалий в канализации". А как я уже говорил, вся атмосфера, которая царит в студии, так или иначе попадает на пленку, отражается в записях. Вся эта унылость, рыхлость... Хотя потели, парились до умопомрачения. И получился альбом какой-то измученный, застиранный, я бы сказал. А с песней "Крылья" и размером... Ну, к тому моменту я научился пропевать уже любые фразы, важно, как к этому подойти. Тут, да, чувствовалось что-то такое, что называется "с плеча"... Несмотря на то, что я большую ставку делал на эту песню, мы оркестр привлекли, парились с ней. Да, вымучено все было, без куража.
Fuzz: "Яблокитай" — это уже и не НП, а твоя с Ильей работа.
Вячеслав: Я был уверен, что это будущее наше творение не спасет ни Англия, ни продюсеры, потому как сами мы представляли на тот момент полуразложившийся корнеплод. Но Кормильцев решил — в Англии, со студией, с продюсером. А когда туда приехали... жизнь и работу там я вспоминаю как лечение в пансионате. Я избавился от депрессии за полторы-две недели, и все происходящее, включая творчество, воспринимал эйфорически — отсюда и результат. По статусу эта работа должна быть авторской, а никак не НАУТИЛУСовской. К тому моменту, как мы отправились в Англию, уже было ясно, что музыканты группы в нем участвовать не будут. Однако под девизом: "Надежда умирает последней" все делали вид, что просто ничего не понимают. Потом потянулся этот шлейф оправдательно-извинительный.
Fuzz: Ну и последняя сольная работа — "Овалы".
Вячеслав: После НП автоматически возникал вопрос — куда податься: либо в художники, либо в писатели, либо в депутаты. Кинокарьера отпадала — киношники для меня всегда были больным народом, тут нужно быть фанатиком, и, не обращая внимания на весь ужас нашего кино, жить этим. Это еще хуже, чем рок-группа. Так вот, я, исходя из этого, не торопясь, спокойно нарабатывал материал. Обязательств ни перед кем не было, никто не гнал: "Давай скорее запишем, продадим, поделим" и т. д. И по возможности решил для себя, что все буду делать сам. Такой исключительно студийный проект. Записал на "Добролете" все за месяц с небольшим. Это должно было называться просто "Овалы" и до определенного момента быть инкогнито. Но издатели схватились за голову: "Это большой риск! Если не будут знать, что это ты сделал, то вообще никто ничего не купит!" И я не смог их в этом победить.
