Дмитрий Умецкий: Как я писал песню для Спилберга
А. Монахов. «Московский комсомолец», 1991 г.
Сканы предоставил: Алексей Золотарёв, Воронежская обл. Обработка: naunaunau.narod.ru, январь 2010 г.
Дмитрий Умецкий:
Наутилус должен остаться
легендой
Была у нас года четыре назад суперпопулярная группа «Наутилус Помпилиус», которая с теперешним «Hay» имеет очень мало общего. И были в ней два отца-основателя — Вячеслав Бутусов и Дмитрий Умецкий, которые писали хорошие песни, но потом почему-то разругались, и не стало старого доброго «Наутилуса». Бутусов пытается его возрождать из руин, а Умецкий занимается чем-то другим, на экранах во всяком случае не очень мелькает.
— Тут до нас дошел странный слух — почему я, собственно, позвонил тебе,— что ты стал режиссером фильма...
— Понимаешь, меня угнетают ситуации, когда рок-музыканты начинают хвататься за кинокамеру, поэтому я, естественно, никакой не режиссер в фильме. С ним ситуация такая: продюсер и режиссер заинтересовались такой советско-германской историей...
— Извини, я тебя перебью, а режиссер кто?
— Фактически их двое — Сергей Рахомяги и Алена Аникина. Так вот, у меня часть семьи живет в Германии, часть в Москве, а часть на границе Европы — Азии. И возникла идея сделать историю о том, как преодолеваются барьеры между поколениями и людьми одной семьи, живущими за разными границами. Основная мысль — убрали идеологию, сломали Берлинскую стену, но ближе от этого люди не стали — оказывается, существует еще куча разных проблем и барьеров. Так как крутиться все будет вокруг рокера, фильм напичкан музыкой. Начинается все со второй мировой, во время которой семья была разбросана, и кончается этапом молодежного протеста, через который каждый из нас проходит, там и «Наутилус», и все остальные. Побунтовали, побунтовали, и в конце концов музыкант пишет вальс с симфоническим оркестром, который, как и фильм, называется «Вальс для Марии».
— Когда фильм будет готов?
— Я, честно говоря, не намерен торопиться, вообще не вылезаю за горизонт, потому что бессмысленно сейчас дергаться.
— Ну почему, вот Мамонов «вылезает» с новой программой. Все чего-то делают, а ты ушел в тень...
— Что-то, конечно, и у меня делается, полпластинки записано. Но сейчас, чтобы раскрутить человека с минимальными способностями в музыке, нужно 2—3 месяца, были бы деньги. Единственный способ вернуть их — поехать по концертам, но концертная деятельность — нерентабельное сейчас дело, а пластинки не покупаются. То есть шоу-бизнеса не получается по объективным причинам. Остается брать деньги либо грязные, и потом тебе где-нибудь башку оторвут, либо — спонсорские. А это деньги, выброшенные на ветер для того, чтобы только поддержать какого-то человека, чтобы он мог жить на что-то. Денег на масштабные программы, которые могли бы подвинуть всю ситуацию в музыке вперед, нет.
— У тебя нет желания или возможности снова с Бутусовым работать?
— «Наутилус» должен остаться легендой. Я Славу в свое время призывал отказаться от названия, потому что того, что было, уже не будет,
— Как «Звуки My» стали легендой, когда их Мамонов развалил?
— Хотя бы так. А вообще те потенции, которые были заложены в «Наутилусе», они были просто колоссальные. Если бы группа существовала нормально, то, думаю, конкурентов не было бы и сейчас. Хотя... меня постоянно на экономику сносит, а там сейчас ожидается интересный момент: когда рубль будет конвертируемым, сюда станет выгодно приезжать западным исполнителям, не первого — но второго, третьего класса, и они «высадят» 90 процентов наших поп-звезд. Потому что наши не привыкли конкурировать. Видишь, приходится, к сожалению, рассуждать экономическими терминами.
— Это достаточно... мм... необычно для рокера.
— Да, я бы с большим удовольствием говорил высокими категориями об искусстве. Об экономике можно рассуждать бесконечно, но без каких-то первичных данных — ну чтобы музыка была интересна слушателю — вообще ничего невозможно сделать, это понятно.
— Русский рок всегда к андеграунду тяготел, а ты хочешь как-то влиться в старую МТV, в хитпарады «Биллборда» и «МК», да?
— Ну, грубо говоря, да. То есть плох тот солдат, который не мечтает быть генералом. Позиция у меня такая: все, что собирает зал больше 200 человек, это уже популярная музыка, как бы она ни называлась: «инди» (* англ.: независимые) или авангардный рок. На Западе андеграунд — кузница идей, которые потом усваиваются массами, поэтому музыкантов поддерживают, дают возможность организовывать фестивали и все такое. У них чем хорошо устроено — нет бессмысленных действий, все регулируется деньгами и осмысленностью, в результате же получается, что пляшут все равно от потребителя, от простого, нормального человека. У нас же в андеграунде постоянно шло противопоставление: вот мы-то крутые, мы знаем, что нужно петь такие-то тексты. А вот они, те, кто на заводе работает, ничего не понимают — Но с возрастом начинаешь понимать, что сам мало чем отличаешься от тех людей, которых пытался научить жизни в двадцать лет.
— Сколько тебе сейчас, кстати?
— 31. Мир нормально устроен, и без молодежного протеста, без столкновений в обществе не было бы сейчас вообще ничего.
— При формировании нормального шоу-бизнеса разделение на рок и попc должно уйти?
— Да, это разделение внутреннего плана: пока у нас поп-музыка настолько непрофессиональна и порой бывает настолько груба/ что у нормальных людей вызывает раздражение. Но ведь поп-музыка на Западе совсем другая, там поются совсем другие тексты и вкладывается совсем другая идеология. Это у нас только «цимба-цимба» может существовать. И либо она умрет в свое /время, либо разовьется на какой-то другой уровень, более серьезный -— жизнь заставит. А грани чисто стилистические все равно будут стираться. Если смотреть с исторической точки зрения, то останется просто хорошая музыка. Я поразился: играет же Лондонский симфонический оркестр «Цеппелин» — сложнейшая симфоническая музыка.
— Какой будет новая пластинка, ты ей название уже придумал?
— Конечно, в первую очередь. Она будет называться «Горец» и будет построена по названиям моих любимых фильмов, пьес, книг. Сейчас записано три вещи, не считая вальса. «Горец» — понятно, о чем, и посвящение, естественно, Ламберту, Другая вещь называется «Последний крестовый поход», посвящается, само собой, Спилбергу, и третья — «Танцы с волками», и очевидно, кому посвящается. С ней были наибольшие сложности, потому что мы поставили перед собой суперзадачу уложить в пять минут «Танцы с волками» (грандиозный фильм Кевина Костнера про прерии, стада бизонов, индейцев и проч.— Авт.).
— И неизвестно, когда и как этот диск выйдет?
— Эти вещи мы писали в хорошей, очень дорогой студии» А возможности сделать see на том же высоком уровне пока нет. Значит, нужно ждать такой возможности и желательно работать с консультантами, которые живут за пределами нашей страны и участвуют в реальной жизни шоу-бизнеса. Я жду, работаю и жду.
— Так, может, лучше работать сейчас там., нежели ждать завтра здесь?
— Нет, потому что та музыка, которую делаю я, не по карману западной средней фирме.
— А с языком у тебя как?
— С ним самая больная проблема, по поводу которой я ругаюсь со всеми, потому что я считаю, что петь нужно по-русски — это принципиальная позиция, и мне ее подтверждали многие западные специалисты. Всегда привожу один пример: приезжает к нам хороший парень рокер из Китая и поет лирическую песню «Я хосю бить с тобой». Вместо того, чтобы рыдать, зал смеется.
— Как «Скорпионс» пытались записать «Wind of Change» на русском. Я так и не могу там слов разобрать.
— Я думаю, они очень серьезно над ней работали, произношение ставили и т. д. Потом, конечно, русский язык плохо приспособлен к той музыке, которая сейчас популярна» но приходится выкручиваться. Это просто адский труд каждый раз — написание текста. У нас. без буквы «с» ни одно красивое слово не обходится, В результате если создавать поэтическое полотно, то при пропевании будет сплошное щебетание, что сильно раздражает западное ухо,
— Но ты слова с «с» выбрасываешь или все-таки оставляешь?
— А приходится оставлять, куда деваться. Кручусь, ищу синонимы. Сейчас вообще внимание к текстам ослабевает, потому что исчезли те социальные моменты, которые были интересны еще 5—6 лет назад. Но и тогда было понятно, что надо с этим делом как-то заканчивать, потому что «Скованные одной цепью» — это жирная точка на всей социальной тематике. Может быть, я буду хвастать, но лучше, объемнее описать проблему в рамках одного произведения уже невозможно.
— Ну ладно, давай песни послушаем...
