Елена Аникина, Виктор Титов. «Музыкальный олимп» №6, 1990 г.
Сканы предоставил: flegentov.name. Обработка: naunaunau.narod.ru, март 2018 г.
Полнометражный художественный музыкальный фильм
Елена Аникина. При участии В. Титова
Режиссер-постановщик — Виктор Титов
Авторы текстов песен: Илья Кормильцев, Вячеслав Бутусов, Дмитрий Умецкий, Елена Аникина
Киностудия «Ленфильм», 1989 год
Окончание. Начало в предыдущем номере.
Словно глазами Героя мы вдруг видим рыбаков, стоящих по пояс в воде и растягивающих сети, и уже знакомого нам Бродягу, одетого почему-то не в привычные тертые, рваные джинсы, а в хитон, правда, такой же старый и рваный.
Бродяга со счастливой отрешенной улыбкой бесцельно бредет по берегу мимо рыбаков и их семей. Рыбаки не обращают на него никакого внимания. А Бродяга, очень занятый своими какими-то, очевидно, важными и приятными мыслями, сам того не заметив, пересекает границу воды и песка и так же безмятежно и спокойно продолжает свой путь, но уже по воде...
Разинутые рты рыбаков. Среди них и наш Герой.
Оставив своих товарищей, он, как зачарованный, бредет по пояс в воде, с трудом преодолевая ее сопротивление, но так и не может догнать легкую, удаляющуюся по волнам фигуру.
Поскрипывают под напором воды створки огромных, старых ворот, захлестнутых приливом... И кажется, что беспечный философ исчез в этих воротах, незримо распахнувшихся только для него...
Наш Герой выбирается из воды, бежит по берегу. Песок летит из-под ног, облепляет мокрые джинсы... Но не видно больше нигде Того, кто умеет ходить по воде, яко по суху...
И все-таки наш Герой больше не одинок. Его нагоняют, окружают, бегут рядом с ним такие же как он мальчики и девочки в джинсах, лохматые, беззаботные, веселые...
Припев: Мы идем за ней как звери, Мы волнуемся в тоске. Музыка на песке, музыка на песке. 2. У веселой волны, у старого камня Из драной рубахи он делает знамя, Из ивовой ветки он делает саблю, И бормочет какую-то абракадабру. Строит замки из песка, крутит пальцем у виска.
Ночь на берегу Океана, но очень светло, и не только от огромного фонаря зависшей над Океаном луны и крупных белых звезд, похожих на праздничные гирлянды... Светло от высоких, жарких костров, рассыпанных по всему берегу-
Пестрый народ собрался вокруг них. У каждого костра своя компания, но объединяет их то, что все они очень молоды и кажутся такими свободными и счастливыми, что у постороннего наблюдателя поневоле должно возникнуть желание к ним присоединиться. И такой наблюдатель есть — все тот же знакомый нам Бродяга, вновь сменивший свой хитон на потертые джинсы. Он идет от костра к костру, смотрит, улыбается...
Здесь длинноволосые парни отчаянно рвут струны гитар.
Там бритоголовые юноши и девушки в длинных оранжевых балахонах, напоминающих одежды браминов, сосредоточенно, чуть покачиваясь в такт, слушают ситар.
Еще одна компания весело попивает дешевое винцо.
Другая вытанцовывает что-то вокруг костра.
В третьей — куча-мала, в которой невозможно разобраться, кто есть кто, потому что и парни, и девушки одинаково длинноволосы... Объятия, поцелуи...
Здесь же «тусуется» и наш Герой. На миг он встречается взглядом с ласковыми и лукавыми глазами Бродяги...
2-я часть куплета: Мы бросаем семьи, мы сжигаем деньги, Деремся на свалке из-за ржавой канистры. Кухонные женщины несут сковородки, С ведром для бумаг вдаль уходят министры. И под барабанный бой он зовет нас за собой.
Поднимается солнце.
И все, встретившие рассвет, компании снова слились теперь в одну пеструю толпу, которая подняла веселую
Строится дом. Невиданный дом из песка...
Все бестолково суетятся, смеются, мешают друг другу, каждый лепит что-то свое. И дом поэтому получается таким же бестолковым и странным, зато огромным.
А мы наблюдаем за всем этим грандиозным строительством то вблизи, то с высоты птичьего полета, откуда суета на берегу напоминает муравейник.
С невероятной скоростью растет эта новая «вавилонская башня». Наконец, дом готов. И в него даже можно войти.
Припев: Мы спешим за ним, как крысы, И скрываемся в прибой. Музыка под водой, музыка под водой.
И наш Герой входит в этот дом и оказывается в самом обыкновенном офисе. Солидный письменный стол, кресло, телефакс, из которого выползает какая-то деловая бумага.
Огромная волна накрывает дом из песка, и в один миг ничего от него не остается, кроме стола, кресла, телефакса, и Героя, сидящего за этим столом в костюме клерка. С тупым лицом рассматривает он груду деловых бумаг и папок, лежащих перед ним...
И снова поднимаемся мы на высоту птичьего полета и оттуда видим, что Герой наш не одинок, и что по всему берегу тянется вереница таких же столов, и сидят за ними мальчики и девочки, еще вчера певшие у костров...
И потекли дни. Еще вчера наш Герой ощущал себя свободным от всех проблем и условностей, заполняющих жизнь обывателя, а сегодня он, сам не заметив как, уже закрутился в их круговороте.
Работа — склоки в нон-оре, начальник, хам и тупица; утомительное безделие с никчемным перебиранием бумаг; после работы — кружка пива с приятелями в ближайшем баре; телевизор, спиртное на ночь и случайные подружки в холостяцкой, неуютной квартире. А с утра — снова работа... И так по замкнутому кругу до бесконечности, до бессильной ненависти к себе и окружающим.
Как разомкнуть этот круг, сорваться с привычной орбиты? Как изменить опостылевший тебе мир? Разве только силой своего глубоко запрятанного честолюбия, изредка еще просыпающегося воображения и никогда не угасающей ненааисти.
1-й куплет; Мой город был и велик, и смел, но однажды сошел с И, сойдя с ума, он придумал чуму, но не знал, что это Мой город устал от погон и петлиц, он молился и пел А ближе к осени вызвал убийц, чтоб убийцы убили войну. Убийцы сначала убили войну и всех, кто носил мундир, И впервые в постель ложились одну солдат и его командир. Затем они устремились на тех, кто ковал смертельный металл, На тех, кто сеял солдатский хлеб, и на тех, кто его собирал.
И вот уже воображение Героя переносит нас из одного города в другой. Каждый из этих городов в свое время претендовал на звание столицы мира: Триумфальные арки в Риме, Москве, Париже, Константинополе...
Многочисленные группы и группки людей, существующие пока отдельно друг от друга, но одинаково подвижные и возбужденные, объединенные каким-то единым порывом: то ли заговорщики, то ли демонстранты. Может, нам кажется, а может, и на самом деле мелькают среди них багряные плащи гладиаторов, огненные накидки Мазды, алые фригийские колпаки, кожанки комиссаров...
Постепенно все эти группки начинают сближаться, перемешиваться, сливаясь в единую гудящую, безликую, шевелящуюся массу. И в этой толпе мы успеваем разглядеть только одно лицо — лицо нашего Героя.
Торжественный въезд через Триумфальную арку трех всадников. Трудно определить их принадлежность к какому-то определенному времени и месту, но очевидно одно — это народные герои, вожди. И толпа радостно приветствует всадников, в одном из которых мы узнаем нашего Героя.
Город заполняют войска: входят бронетранспортеры.
Первые выстрелы. Вспышки взрывов. Клубы дыма, заволакивающие город.
Войска вклиниваются в толпу, но за дымной завесой пожаров и взрывов уже и не разобрать, то ли они сминают ее, то ли с ней братаются.
Припев: Красные листья падают вниз, Их заметает снег. Красные листья падают вниз, Их заметает снег.
И вот уже вместе с войсками бодро марширует вооруженная толпа. Воюют все со всеми. Падают убитые, но ряды мгновенно смыкаются, и никто не замечает, что они редеют. Кажется, будто просто движется праздничная демонстрация, над которой реют знамена и портреты вождя — нашего Героя.
И когда убийцы остались одни в середине кровавого круга, Чтобы чем-то заполнить тоскливые дни, они начали резать друг друга. И последний, подумав, что Бог еще там, переполнил телами траншею, И по лестнице тел пополз к небесам, но упал и свернул себе шею.Стадион. Огромная чаша, заполненная людьми. Но собрались они здесь отнюдь не для того, чтобы сопереживать очередным спортивным состязаниям.
Стадион после путча. На трибунах — пленники.
А на зеленом поле празднуют победу вожди и герои. Ломятся от еды и питья бесконечно длинные столы. За спинами пирующих — вооруженные охранники. Тут же, в центре поля, сверкает на солнце косое лезвие гильотины.
Кого-то тащат с трибун на пытки, кому-то рубят головы. Бьются в руках насильников женщины.
Но и палачи становятся жертвами. Кое-кого из них вырывают прямо из-за стола невозмутимые охранники и волокут на дыбу или на плаху.
И доходит в конце концов роковой черед и до нашего Героя, управляющего всей этой вакханалией...
Вот-вот стремительно сорвется вниз неумолимый нож гильотины, занесенный над головой Героя...
Мой город стоял всем смертям назло, и стоял бы еще целый век, Но против зла город выдумал зло, и саваном стал ему снег Возможно, что солнце взойдет еще раз и растопит над городом льды, Но я боюсь представить себе цвет этой талой воды.
Серый, сырой рассвет. Туман, изморось. Серый пепел, подернувший отгоревшие пожарища. Угольные остовы погибших в них домов и книг. Стаи ворон, кружащих над обезлюдевшим городом...
И последними покидают его три всадника — три мрачных предвестника Апокалипсиса.
Моросит мелкий дождь. Но в отблесках загорающейся зари он кажется кровавым.
Стекают в Океан красные ручейки, омывая догорающие Ворота.
Припев: Красные листья падают вниз, Их заметает снег.
Сгоревшая библиотека. Человек без имени медленно проходит мимо обуглившихся полок. Бережно перебирает он чудом уцелевшие страницы осыпающихся книг, соединяя, спасая, восстанавливая останки погибшей культуры...
Вступление:
Скрипят на ветру Ворота, омываемые кровавой водой.
К этому скрипу добавляется какой-то дребезжащий, раздражающий звук.
Рука хлопает по будильнику. Герой пробуждается от кошмара «красных листьев», трет глаза, лицо, стирая липкую паутину сновидения.
Рука тянется за рубашкой, галстуком — все тот же ненавистный костюм клерка...
Я боюсь младенцев, я боюсь мертвецов, Я ощупываю пальцами свое лицо, И внутри у меня холодеет от жути: Неужели я такой же, как все эти люди? Люди, которые живут надо мной, Люди, которые живут подо мной, Люди, которые храпят за стеной, Люди, которые лежат под землей.
Темнота. Спуск вниз, в яму, в пропасть, в черноту. Проносятся мимо размазанные, страшные огни. Ощущение нового кошмара. Ад, в который долго и мучительно погружается, проваливается Герой. Но он не один. Его окружают люди. Проступают из темноты их лица...
Изображение приобретает резкость. И мы понимаем, что адское наваждение — это просто метро. Плавно движется вниз эскалатор. Дьявольские огни — обыкновенные лампионы, проплывающие мимо, а люди... вот в людях есть все-таки что-то необычное, может быть, потому что мы видим их глазами нашего Героя.
Он внимательно всматривается в плывущие ему навстречу лица, выхватывает взглядом одно, другое, третье... И лица эти начинают странно трансформироваться, приобретая все более явственные животные черты, оборачиваясь звериными мордами.
Сухощавый бледный мужчина на наших глазах превращается в волка, хорошенькая молодая женщина — в кошку, еще один мужчина с крючковатым носом — в стервятника, а дородная розовощекая дама оформлятес в полне законченную свинью.
Припев: Я отдал бы немало за пару крыльев, Я отдал бы немало за третий глаз, За руку, на которой четырнадцать пальцев, Мне нужен для дыхания другой газ...
Тянется вереница людей-животных.
Игра жутких перевертышей захватывает нашего Героя.
И вдруг в блестящей поверхности темного мрамора, стекла, металла он видит собственное отражение. И это тоже звери-
2-й куплет: У них соленые слезы и резкий смех, Им никогда ничего не хватает на всех. Они любят свои лица в свежих газетах, Но на следующий день газеты тонут в Люди, которые рожают детей, Люди, которые страдают от боли, Люди, которые стреляют в людей, Но не могут при этом есть пищу без соли.
Мечется Герой в поисках выхода, но всюду его окружают монстры, которых он сам же сотворил.
И вот, наконец, среди этого карнавала чудовищ мелькает одно человеческое лицо — ясное, спокойное лицо Человека без имени. Однако Герой зашел слишком далеко в своей игре и уже не в силах остановиться, поверить в чудо, свое спасение. Он упрямо пытается исказить и это единственное человеческое лицо. И ничего не может сделать. Меняется резкость, чуть-чуть расплываются черты... И все. Лицо остается лицом.
Герой вновь на эскалаторе метро. Но теперь он поднимается вверх. И также навстречу ему едут люди. Люди в звериных масках. И снова внимательно вглядывается в них Герой.
И начинается цепь обратных превращений: волк оказывается худощавым болезненным мужчиной с усталым лицом; кошка — хорошенькой молодой женщиной, видимо, не очень счастливой, судя по грустному выражению ее глаз; хищная птица, свинья — все они просто люди, быть может, не очень привлекательные, не очень добрые, но все-таки люди...
Припев: Они отдали б немало за пару крыльев, Они отдали б немало за третий глаз, За руку, на которой 14 пальцев, Им нужен для дыхания другой газ.
Тянется вереница людей, усталых, улыбающихся, грустящих, раздраженных, счастливых, сердитых...
И только у нашего Героя звериная морда.
Герой стоит на коленях у воды, и Человек без имени снова, как в детстве, умывает его, словно бы совершая акт крещения. И исчезают с лица Героя звериные черты.
Герой опуснает в воду руки, пытаясь дотронуться до изображения, но оно, всплеснувшись, исчезает...
Капает вода с пальцев. Накатывается волна.
Герой поднимает глаза. Он на берегу Океана.
Итак, Герой снова там, где он когда-то дрался, догонял Человека, умеющего ходить по воде, где пытался найти единомышленников, где строил дом на песке, где осознал, что такое власть... И вот он один с ощущением того, что жизнь закончена в его 30 лет. И он начинает свою исповедь нам, себе самому или еще Кому-то... Просто поет на берегу Океана.
1-й куплет: Мне снятся собаки, мне снятся звери, Мне снится, что твари с глазами как лампы Вцепились мне в крылья у самого неба, И я рухнул нелепо, как падший ангел. Я не помню паденья, я помню только Глухой удар о холодные камни. Неужели я мог залететь так высоко И рухнуть жестоко, как падший ангел? Туда, откуда мы вышли В надежде на новую жизнь. Туда, откуда мы жадно смотрели На синюю высь, Прямо вниз...
Герой на краю крутого скалистого обрыва. Далеко внизу со стоном разбиваются о скалу зеленые мутные волны.
Кажется, еще один шаг и... Но там, внизу, на камне, выступающем из воды, сидит какой-то рыбак с удочкой. Словно почувствовав на себе взгляд Героя, он оборачивается, смотрит вверх. И хотя с этой высоты, кажется, невозможно разглядеть его лица, и мы, и Герой узнаем его. Это — Человек без имени.
Герой на крыше небоскреба.
Внизу — спичечные коробки автомобилей и люди-бу-кашки. В их суетливой, копошащейся массе Герою чудом удается разглядеть с этой предательской высоты одно лицо — лицо Человека без имени.
Я пытался быть справедливым и добрым, И мне не казалось ни страшным, ни странным, Что внизу на земле собираются толпы, Пришедших смотреть, как падает ангел. И в открытые рты наметало ветром То ли белый снег, то ли сладкую манну, То ли просто перья, летящие следом, За сорвавшимся вниз, словно падший ангел.
Герой на берегу горной реки, над которой натянут, словно гигантская струна в недосягаемой вышине, подвесной мост. (Мост над Бупером в Золингене — ФРГ.)
Герой поднимается по едва намеченной, давно никем не хоженной тропке. И ведет она к единственному, как кажется, для него выходу — к высоте, с которой можно уже не лететь, а только падать.
Прямо вниз, Туда, откуда мы вышли В надежде на новую жизнь. Туда, откуда мы жадно смотрели На синюю высь. Прямо вниз...
Герой на мосту. Широкая река внизу кажется ручейком. И невозможность прыгнуть, потому что и здесь не оставляет его Человек без имени — одинокий путешественник в лодке. И как бы ни велико было разделяющее их расстояние, Герой встречается с ним взглядом.
Вершина горы. Последняя попытка. Зеленая пасть ущелья разверзлась у ног Героя...
И вновь всплывает из этой бездонной пропасти лицо Человека без имени, останавливающее, предотвращающее.
И дирижерский взмах тонкой руки, как и вначале, при Сотворении этого Мира, пробуждает к жизни новые звуки, но теперь это хор человеческих голосов, детских голосов, поющих о «Бриллиантовых дорогах».
Посмотри, как блестят бриллиантовые дороги, Послушай, как хрустят бриллиантовые дороги, Смотри, какие следы оставляют на них боги, Чтоб идти вслед за ними, нужны золотые ноги, Чтоб вцепиться в стекло, нужны алмазные когти... Горят над нами, горят, помрачая рассудок, Бриллиантовые дороги в темное время суток. 2-й куплет: Посмотри, как узки бриллиантовые дороги, Нас зажали в тиски бриллиантовые дороги. Чтобы видеть их свет, мы пили горькие травы, Если в пропасть не пасть, все равно умирать от отравы. На алмазных мостах через угольные каналы. Припев: Горят над нами, горят, помрачая рассудок, Бриллиантовые дороги в темное время суток. Парят над нами, парят, бриллиантовые дороги...
Космос. Млечный Путь. Плывущие в звездном пространстве детские лица и лицо Человека без имени.
Но вот к ним начинают присоединяться все новые лица, детским голосам начинают вторить взрослые, женские и мужские. Великие музыканты собираются в единый гигантский хор и оркестр. Мы видим всех «звезд». Звучит всечеловеческий гимн музыке.
Дирижирует этим блистательным созвездием Человек без имени.
А наш Герой мечется в горячечной постели — мучительно постижение простых и великих истин, исполнен боли поиск гармонии с собой и со всем миром.
Поет вселенский хор.
Мечется в бреду Герой.
Пустынная ночная улица старого немецкого города. Слабо светится огонек свечи в одном бессонном окне.
Летают руки по клавишам. Склонилась над клавесином голова в белом парике с косичкой. Это Зальцбург. Мечется в бреду Герой.
Свеча оплывает воском. Летает по бумаге гусиное перо. Склонилась над столом голова в белом парике с косичкой. Это Ваймар.
Пустынная ночная улица старого немецкого города. Мечется в бреду Герой, но раздвигаются потолок и стены тесной комнаты, и приходит освобождение — плывут в высоком черном небе созвездия над головой Героя.
И на последних тактах композиции, подчиняясь властному дирижерскому жесту, Герой вступает, наконец, в «звездный» хор.
От пугающих высот Возвращаетесь некстати, Вы — лунатики судьбы, На карнизах суеты. Звездные, поздние, чуждые, яркие Сны вам снятся ночью - Когда вы были легче птиц, Когда летело вам вдогонку небо И боги усмехались вслед... Так беспечны были вы, Так стремительны и смелы, Это легче, чем прощать, Это проще, чем любить. Подвиг кончился, звездные мальчики! Жизнь во сне, смерть — наяву. Бесконечной пустотой Вы дышать с тех пор привыкли. Ваши легкие горят В вязком воздухе Земли. Звездные, поздние, чуждые, яркие сны Вам снятся ночью...
И снова берег Океана. Таитянский Эдем. Пышная зелень райских кущ. Истома, нега, созерцание. Редко и лениво набегают волны.
Герой любуется медленным, томительным закатом. Седые виски, морщинки вокруг глаз — Герою 50 лет. Здесь, на берегу Океана, его окружают смуглые, полуобнаженные девушки с цветами в волосах, словно сошедшие с полотен Гогена.
Избыточность всего: цветов, плодов, красок. И даже самые юные красавицы в хороводе источают тот же аромат зрелости, что и пышные матроны.
Тянется рука к экзотическому плоду. И он словно сам падает в раскрытую ладонь, истекая соком.
Герой заходит по колено в воду. Взмах руки, один удар остроги — и вот на конце ее уже бьется огромная рыбина...
Женщины обвивают Героя венками, украшают цветами и фруктами.
Ему подносят блюдо, на котором лежит та самая огромная рыбина, но в обрамлении цветов и фруктов.
На плечо Героя ложится женская рука. Герой оборачивается.
Странно видеть среди смуглых лиц с черными миндалинами глаз светлое европейское лицо. Женщина в белой длинной тунике, удаляясь, манит Героя за собой в пышные зеленые заросли.
Герой продирается сквозь кустарник за мелькающим впереди белым платьем. Цепкие ветки наконец отпускают его. Он озирается по сторонам: вокруг березы, ели и множество крестов за высокими решетчатыми изгородями...
Среди крестов возникает тонкая фигура тоже в белом — это Человек без имени. Улыбка чуть трогает его губы. Он разводит руки, словно говоря этим жестом: «Вот видишь. Ты хотел покоя? А покой может быть только здесь».
Герой лежит на берегу. Солнце закатилось, и проступают первые, еще неяркие звезды.
Женщины продолжают украшать Героя цветами так, что он почти скрывается под обилием тяжелых венков. И любовные игры все больше начинают напоминать погребальный ритуал.
Лицо Героя неподвижно, немигающие глаза широко раскрыты.
В зрачке отражается падающая звезда, она падает очень медленно, долго... Мы вместе с Героем следим за ее падением в ночном небе до тех пор, пока не понимаем, что это аовсе не падающая звезда, а мигающий огонек далекого самолета, так похожего на летящий крест...
Герой резко поднимается, стряхивая с себя оцепенение, оглядывается вокруг. Ни Океана, ни томной таитянской ночи, ни смуглых девушек с цветами... А венки — засохшие еловые ветви, переплетенные выцветшими искусственными цветами. И кресты... Кресты... Снова кладбище.
Мелькнула среди надгробий Женщина в белом, поманила рукой. И Герой даже сделал несколько шагов ей вслед, но его остановил все тот же жест широко разведенных рук Человека без имени: «Ты хочешь покоя?»
Герой всматривается в его спокойное улыбающееся лицо.
Человек без имени отвечает ему таким же внимательным взглядом. И как бы его глазами мы видим нашего Героя — красивого седовласого старика.
Вступление:
Герой на берегу Океана. Но это уже не таитянский берег, а то пустынное песчаное место, куда раз за разом возвращался он в течение всей своей жизни. Здесь отмерялись основные ее этапы. И вот теперь, приближаясь к последнему, к рубежу ухода из нее, он вспоминает о том, что было в его жизни, быть может, самым важным и достойным памяти.
1-й куплет: Я увидел глаза, Я прикоснулся к лицу, Я почувствовал руки... Навстречу теплу Мои губы опускаются Ниже и ниже, Я ищу те ворота, Откуда я вышел.
Герой качается на качелях вместе с голенастой, большеглазой девочкой. Девочка тянется губами к его щеке. Он срывается с качелей и убегает. Разочарованное лицо девочки.
Тринадцати-, четырнадцатилетний мальчик той поры, когда он еще дрался на дискотеках.
Поздний вечер. Набережная. Или парк. А может быть, просто подъезд или скамейка во дворе. Сейчас уже трудно вспомнить. Главное — это первый неловкий поцелуй, первые неумелые прикосновения...
Близко, близко глаза и губы девочки, наверное, тоже впервые подкрашенные...
Молодая женщина, успокаивающе гладит по спине потрясенного 15-летнего мальчика, пережившего только что первый испуг освобождения...
Трагедия неразделенной любви в 20 лет. Холодные, насмешливые женские глаза. И боль бессилия, и безнадежные захлебывающиеся объяснения, и первые не мальчишеские, а мужские слезы.
Припев: Я пришел целовать те ворота, Откуда я вышел. Я пришел целовать те ворота, Откуда я вышел. Ворота в Океане. Огромные, замкнутые. Бьются, бьются в них волны. 2-ой куплет. Ты намного моложе, Чем моя мать Но это все равно - Вы все одно племя. Я видел мир, Я вернулся назад, Чтобы стать тем, чем был, Пришло это время.
И как будто не было никогда боли и неудач, как будто не было влюбленности и разочарования. Все сначала, все, как в первый раз — робко и пылко, — в 25 лет.
Клятвы, поцелуи, цветы, растерянность в роли жениха, кольцо, надетое на палец возлюбленной...
Смущенное, злое лицо Героя на собственной свадьбе... Первая ссора. Хлопает дверью она.
Быт. Раздражение.
Герою 30 лет. Случайная встреча на улице с Женщиной, той самой. И снова все, как в первый раз, но уже осознанно и оттого трагично.
Слезы расставания. Возвращение домой к жене «с чемоданами».
Припев: Я пришел войти в те ворота, Откуда я вышел. Я пришел войти в те ворота, Откуда я вышел. Ворота в Океане. Огромные, замкнутые. Бьются, бьются в них волны. 3-й куплет: Темнота влажна, Океан так блестит. Это древняя соль И она все простит. Вернувшимся в лес Под дремучую крышу. Открой мне ворота, Откуда я вышел.
Сорок лет. Уход жены. Опустевшая квартира.
Веселая и нежная женщина, с которой можно забыть многое, но не все.
Красивая стерва, которой Герой дает пощечину, в первый и в последний раз поднимая руку на женщину.
Юное создание с восторженными глазами, возвращающее 50-летнего Героя в его 20 лет.
И в конце концов возврат к Женщине.
Припев: Я пришел, открой мне ворота, Откуда я вышел. Я пришел, открой мне ворота, Откуда я вышел.
Человек без имени, дающий освобождение, разрешение, смысл — жестом широко раскрытых рук, словно готовых объять и принять весь мир, жестом, распахивающим наконец морские ворота за его спиной.
Потоки света, проливающиеся в открытые ворота, окружают высокую, тонкую фигуру Человека без имени сияющим ореолом.
Вступление и 1-й куплет: Всего золота мира мало, Чтобы купить тебе счастье, Всех замков и банков не хватит, Чтобы вместить твои страсти. Невозмутимый странник, Неустрашенный адом, Ты — Человек без имени, Мне страшно с тобою рядом. Ты проснулся сегодня рано, И вышел на большую дорогу, И тотчас все ракетные части Объявили боевую тревогу. И если случится комета, Ты ее остановишь взглядом. Ты — Человек без имени, Я счастлив с тобою рядом.
Вновь и вновь распахиваются ворота в Океане за спиной Человека без имени. Вновь и вновь вспыхивает в открывшемся пространстве сияние, осеняющее ореолом его силует.
Распахиваются ворота.
Раздвигаются колени рожающей женщины... Распахиваются ворота.
Открываются ладони...
Распахиваются ворота.
Открываются одна за другой двери в анфиладе комнат...
Распахиваются ворота.
Раскрываются губы...
Распахиваются ворота.
Развязывается, словно сам собой, тугой узел...
Распахиваются ворота.
Раздирается в крике рот рожающей женщины...
Распахиваются ворота.
Напряженно открывается рот поющего...
Припев: Возьми меня, возьми От крысиных бегов, От мышиной возни. И, если есть этот край, Мы с него прыгнем вниз, Пока мы будем лететь, Мы будем лететь, Мы забудем эту жизнь.
Наш Герой, седой старик, — на вершине горы, той самой, с которой когда-то в минуту отчаянья хотел броситься вниз.
И, как тогда, возникает перед ним лицо Человека без имени, но теперь он Героя не останавливает. Человек без имени улыбается ему приветливо и загадочно.
2-й куплет: Всех женщин мира не хватит, Чтобы принять твои ласки. Всем стрелам и пулям армий Ты подставишь себя без опаски. Непокоренный пленник, Не замечающий стражи. Ты — Человек без имени, Нагой человек без поклажи.
И начинается полет.
И во время этого полета мы вместе с Героем вновь проживаем всю его жизнь, только что прошедшую перед нашими глазами — самые важные ее моменты, образы, откровения, достойные и постыдные, прекрасные и полные страдания. И каждый из этих моментов открывает ему Человек без имени, лицо которого, оставаясь неизменным, каждый раз все же как-то неуловимо меняется.
Но жизнь нашего Героя прокручивается как бы наоборот: с каждым эпизодом он молодеет, снова превращаясь в зрелого мужчину, юношу, мальчика, ребенка...
Припев: Возьми меня, возьми На край земли. От крысиных бегов, От мышиной возни. И, если есть этот край, Мы с него прыгнем вниз, Пока мы будем лететь, Мы будем лететь, Мы забудем эту жизнь.
И вдруг наступает темнота, непроницаемая, бесконечная тьма конца и начала. Вновь проступают в ней звезды, и сталкиваются невидимые глыбы, высекая огонь землетрясения, и обрушиваются дожди, и шумит первобытный океан...
Сквозь все эти звуки пробивается крик рожающей женщины.
И наконец, вспыхивает ослепительный свет — раскрылись Золотые Ворота в церкви. И раздался крик — крик нового, пока еще безымянного человека, пришедшего в этот мир.
И чьи-то руки вытащили дитя из купели со святой водой и, как в самом начале нашей истории, высоко подняли его вверх. Но теперь мы видим того, кто держит ребенка. Это — Человек без имени, облаченный в золотую ризу священника.
И ребенок остается один, словно летящий в потоке ослепительного света...