Дмитрий Умецкий: «Обратно в «Наутилус» меня не тянет»
Сергей Попов. «Специальное Радио», 2007 г..
Обработка: naunaunau.narod.ru, август 2013 г.
Использованы фото с CD-ROMа "Погружение" (прим. naunaunau).
Часть 1. До прихода Кормильцева
В том бурном потоке самопальных магнитоальбомов, которые захлестнул СССР в начале 80-х годов прошлого века, мне как-то попался небольшой косяк свердловских групп — «Трек», «Урфин Джюс» и «Наутилус». Две первых команды болели перегруженностью ритма и звука: казалось, что они хотят придавить своей уральской мощью отцов-основателей — Led Zeppelin и Black Sabbath. «Наутилус» же запомнился своей школярской неумелостью, смешанной с юношеской запальчивостью: пить хочется, но есть только «Буратино». Кто бы знал тогда, что «Треку» и «Урфину» в будущих рок-энциклопедиях будет отведена, хорошо, если десятая часть того, что достанется «Нау»...
Дима Умецкий на фоне минималистских декораций
Мы встретились с Дмитрием Умецким, основателем, идеологом и мотором «Наутилуса» образца 1980-1988 гг, в небольшом кафе у Савеловского вокзала — из того разряда, что часто показывают в «Дежурной части», как точки реализации продуктов, слепленных умелыми узбекскими ручками на заброшенных подмосковных фермах. Дмитрий был в длинном черном пальто, со стрижкой а ля Beatles1964. Никак не могу привыкнуть к его коротким волосам после роскошного водопада, свисавшего до грифа на «Подольске-87». Но легко смиряюсь с тем, что теперь он один из руководителей «Российской газеты» — сам испробовал, неожиданно для себя став главредом дубненской газеты. Так что нам есть о чем поговорить. А как, собственно, все начиналось?
— На самом деле, у меня был уже кой-какой опыт, — начал Дмитрий, — еще в школе. Я там подвизался в местном ансамбле — на вторых ролях, что называется, третьим барабанщиком. Но это было от случая к случаю и не носило систематического характера. Мне было тогда лет 15. Жизнь тогда: Танцы, девушки, музыка — зачем лукавить? В 16 я поступил в Свердловский Архитектурный институт. И это было как высадка на другую планету. Там в обеденный перерыв по громкой связи транслировали Led Zeppelin, а тебя оценивали по тому, слушаешь ты их, или нет. Если нет — ты личность не в формате, соответственно, это не твоя тусовка, ищи другую.
Там даже на танцах, которые тогда еще не стали дискотеками, на сцене стояла живая команда и играла «Цепеллинов». Название я сейчас уже и не вспомню, но это была наша «домашняя», студенческая группа. Они довольно профессионально играли, получали на конкурсах призы. И вот, когда попадаешь в такую среду, тебя переворачивает с ног на голову — по-другому нельзя. Правда, у меня желание играть в группе появилось не сразу после поступления, а чуть позже.
1984 г. В.Бутусов и Д.Умецкий в ДК им. Воровского
Я как-то познакомился с чудесным парнем из Челябинска Игорем Гончаровым. Он еще в своем Челябинске в каком-то клубе начинал играть на барабанах, скорее — пытался.
Само знакомство поначалу ни к чему привело. В моей учебной группе был еще один парень, взрослее, чем я, уже отслуживший в армии. У него был веселый характер, и он пел под гитару всякие шуточные песни — про какие-то «медные тазы» и т.д. Мы пытались его склонить к созданию некоего вокально-инструментального бэнда и даже пробовали выступать на каких-то местных смотрах художественной самодеятельности. Мотивация у нас тогда было той же — танцы, девушки, рок-н-ролл. Над нами смеялись, а парень в итоге отказался от нашей идеи, сказав, что он всего лишь наш друг, и не более.
Мне, конечно, очень повезло с ВУЗом. В Свердловске было два престижных института: ВПШ, но туда пробиться было нереально, и — архитектурный. Последний готовил менеджеров высокой квалификации для небольших производственных коллективов, состоявших из конструкторов, чертежников и т.д.
Моя бабушка, жившая в Западной Германии, неодобрительно относилась к моему поступлению в архитектурный институт. Для немецкого менталитета поступление в «высший колледж» в 16 лет — нонсенс, «мальчик занимается черти чем». Зато меня поддержал дед. Он считал, что я должен иметь все необходимые инструменты для учебы, и озаботился этим. В итоге, у меня было то, чего не было ни у кого — специальные приспособления для работы и т.п. Но это сейчас, вспоминая, я рассуждаю рационально и разумно, но тогда жизнь основывалась на каких-то интуитивных импульсах, она просто кипела вокруг — мы находились, в известном смысле, в состоянии некоей растерянности от полноты существования. Это потом пришло ощущение серости, безысходности и тупика.
Фактически костяк будущего коллектива сложился на «картошке», где я сблизился с Вячеславом Бутусовым. У Славы были хорошие природные данные. Он никогда не занимался своим голосом, не ставил его, но у него был сильный, приятный, запоминающийся тембр — я обратил на это внимание, когда мы учились на 2-м курсе. Еще у него было то, что называется харизмой. Там же, «на картошке» я стал басистом: если Гончаров играет на барабанах, а Бутусов — на гитаре и поет, для меня выбор был небольшим — бас. Никакой тяги к этому инструменту у меня не было — чтобы я бредил в детстве четырьмя струнами?!
1984г. Переезд. Зарубин, Бутусов, Умецкий, Саднов
Играли мы тогда на гитарах известной марки «Урал». Еще в магазинах «Умелые руки» можно было купить нелакированные детали — гриф, корпус — а колки, которых не было в продаже, заказать на заводе. Последнее было чудовищной проблемой. Усилители делались на базе свердловского промышленного потенциала, причем доводилось все это до уровня более высокого, чем у фирменных ламповых «маршалов». Конечно, выглядело это топорно, провода торчали, но звучало точно не хуже.
Надо сказать, что в то время я был дико отвязным юношей. Конечно, как и у всякого человека, во мне присутствовали свои потаенные комплексы и страхи. Но тормозов я был лишен абсолютно. Что хотел, то и делал. И получал. Никто в нас не верил, никто! На третьем курсе, когда мы что-то стали из себя воображать, комсомольская аттестационная комиссия поставила Бутусову «двойку» за вокал, «двойку» Гончарову за барабаны, а мне — «три». Мы не смогли пробиться даже в наш клуб — настолько мы были сыры и не подготовлены. Никакие!
А на свердловской сцене тогда царили «Урфин Джюс» и «Трек». Когда мы учились в школе, они были нашими кумирами, а потом стали нашими друзьями. Из советских групп мы еще слушали «Воскресение», «Машину времени», «Динамик», «Круиз». Остальное нас, честно говоря, мало интересовало. Любимым, пожалуй, было «Воскресение». Слава очень неплохо исполнял их песни — не на концертах, конечно, а в компании, на кухне...
Сначала у меня не было какого-либо плана по продвижению группы, он появился позже, когда подтянулся Гена Морозов, а Александр Новиков обеспечил нам какую-то материальную базу: «хорус» тогда стоил каких-то безумных денег, а еще комбики были нужны и многое другое. Все это очень жестоко нам давалось: денег ведь у нас особых не было. Это уже потом появился Кормильцев со своей порто-студией, и мы смогли записать свои первые опусы.
Зима 1984–1985 гг.
Репетиции «Невидимки»
Кормильцев появился у нас следующим образом. Он пришел проситься к нам на работу, сказав, что хочет быть штатным поэтом коллектива. Он и до этого писал тексты песен, но они были, мягко говоря, малоинтересны. И вдруг, придя к нам, он начал писать совершенно по-другому. Кормильцев приносил огромные папки стихов и ужасно обижался, когда половину этих бумаг мы выкидывали в помойку — для него это было, что называется, «по живому» (истерики и прочее). Жутко ругался. Тем не менее, я по сей день считаю Кормильцева лучшим попсовым поэтом. Что-то схожее я нахожу лишь у Меладзе, по крайней мере, качество товара сопоставимо.
Вот тогда, после прихода Кормильцева, начал вырисовываться некий план действий, тогда же появились и первые профессионалы. Понятно, что они были нужны, и брали мы их из ресторанов. Но брали только тех, у кого был хороший послужной список, скажем, работа в Москонцерте. А Могилевского, например, пришлось выдергивать из деревни, где он работал директором клуба. Но его надо было именно выдергивать, хотя я никогда себе не прощу того, что, возможно, увел человека с избранного им пути. Выдергивали с криками, воплями, скандалами — перевезли в Свердловск. Это был уже 1982-83 год. Материал начал складываться.
А до этого все было голым, оголтелым энтузиазмом...
И постепенно, из желания поиграть на танцах и понравиться девушкам, это превратилось в смысл жизни. Конечно, в группе существовал принцип коллективного творчества, общим кругом решались все вопросы. Но я, пожалуй, занимался редактированием и оргвопросами больше остальных. В том, что касается аранжировок, нам очень помог Могилевский — человек с музыкальным образованием, он очень сильно нас смог украсить. А Хоменко дал основную, плотную клавишную фактуру, сумел ее выполнить, как четко поставленную перед ним задачу.
Но давления на нас с их стороны не было. Они не говорили нам: «Ты не ту ноту берешь, надо эту». И не только потому, что могли за это по башке получить. Например, Хоменко, при всем его опыте, считал, что необходимо максимально сохранить то, что есть в наших песнях — они сами, будучи профессионалами, так писать не умеют. «Наутилус», с музыкальной точки зрения, был ведь очень просто построен.
Май 1985 г. «Наутилус» с Настей Полевой
Как ни крути, советские группы — в подавляющем большинстве и изначально — были чисто гитарными, клавиши в них всегда играли второстепенную роль. Во-первых, на гитарах было проще научиться играть, их легче было достать или сделать самому. Во-вторых, мальчики с фортепьянной школой неохотно шли в рок-группы: непрестижно, некарьерно, да и барабанщик пьет портвейн, а его девушка носит чулки в крупную клетку, которые связала сама.
Но в начале 80-х прошлого века на Западе случилась электронная революция, синтезаторы потеснили гитары и стали не только гармонизирующими и солирующими инструментами, но и, что важно, ритмообразующими. Я не только драм-машины имею в виду, но возможность создавать ритмическую фактуру, используя тембровую яркость синтезатора. Именно это, плюс радикальные в поэтическом и смысловом отношении тексты выделяли «Нау» из общей массы советских рок-групп периода перестройки.
Очень скоро, буквально через 2-3 года, идею осинтезирования музыки подхватили коллективы типа «Ласковый май» и «Мираж». Но более всего в этом, как ни странно, преуспели те, кто пел блатняк и шансон. И действительно, кто бы стал долго слушать этот примитив под дребезжание шиховской гитары или скрип баяна? Не стоит забывать и о том, что песни «Нау» писались не как рок-манифесты, чем грешили тогда многие, а как потенциальные шлягеры для всех, а не в рамках молодежных субкультур крупных городов для ограниченного числа «продвинутых». С точки зрения «профессионалов», участники «Наутилуса» вообще никакие не музыканты, но из амбициозных «специалистов» невозможно создать популярную группу по определению, а из этих ребят вышел тот самый, любимый миллионами «Наутилус» и, что примечательно, оцененный как социальный артефакт...
Часть 2. Самогон для артефакта
Д. Умецкий. Лето 1986 г.
На первом рок-фестивале в Свердловске
Многие проблемы решились, когда под Свердловский рок-клуб выделили специальное здание. Установку начальнику городского управления культуры дал сам Ельцин, лично. Это неоспоримый факт, огромное спасибо ему за это, хотя его мотивация мне до сих пор не понятна. Боюсь, что все же, это не его инициатива, ситуацию, наверное, как говорят в таких случаях, «протолкнули». Нами стал заниматься комсомол, у нас появились командировки, автобусы, аппаратура, концерты и т.д. Хронологически все началось в 1982 году, постепенно, когда нас стали вывозить на так называемые «семинары» за город, где мы напивались с комсомольцами, и продолжилось дальше в 83-84 гг. — мы еще в институте учились.
А до того исторического решения Ельцина нас просто гнобили: запрещали концерты, не утверждали материал. Был такой человек в городском отделе культуры по фамилии Калинин, широко образованный интеллигентный дядька, который приводил нам в пример Гэбриэла, Led Zeppelin, переводил их с английского, цитировал и говорил: «Что вы мне принесли? Вот, ваши кумиры, посмотрите, какой уровень работы со словом, со смыслом!». И пробить его было просто невозможно — он все аргументировал и разносил в клочья. Как только решение было принято, проблема исчезла сразу.
Некоторое время мы сотрудничали с Настей Полевой, солисткой «Трека», в котором она пела таким низким, густым басом и считалась рок-дивой — так был обозначен ее имидж. «Трек» был очень четко просчитанной командой, как конструктор «Лего», где каждая деталь примыкает к другой, имея свою четкую и ясную логику. И вдруг Настя покидает «Трек» (не буду вдаваться в подробности, почему) и показывает свою сольную программу. Это было потрясением, никто даже представить не мог, что у нее такой фантастический тембр. И мы просто пали перед ней на колени, признавшись в своей никчемности и ничтожности.
Там же
Это было счастье — с ней работать. Но она изначально пошла по не очень верному пути серьезного усложнения аранжировок. Для того чтобы играть такую музыку, необходим другой уровень соответствия, другой звук и другая аппаратура. Она делала аранжировки «не по детски», по «гамбургскому» счету. И это ей сильно помешало: нельзя так высоко задирать планку. Не было под этим некоего, скажем, коммерческого просчета, а он должен, на мой взгляд, присутствовать.
Надо сказать, мы тогда были целомудренными молодыми людьми, пара оргий — не в счет. Мы не злоупотребляли алкоголем, портвейн пили, но не до состояния «отравился и умер». Поэтому бытовые проблемы мне, как неформальному администратору группы, решать не приходилось. Зато приходилось решать проблемы, связанные с технологией процесса: где взять, аппаратуру, где репетировать, как раскрутиться. Как я позже понял, к нам лояльно относились «комитетские» (КГБ), — когда мы работали уже по-настоящему, меня пару раз туда вызывали, разговаривали, журили по каким-то мелким поводам. Но никаких «установок» мне не давали, хотя, я думаю, проблема у них с нами все же была.
«Наутилус» всегда был коллективом в лучшем смысле этого слова. Он никогда не был «просчитан до копейки» т.к. такая расчетливость приводит к снижению качества материала, поэтому и эмоций хватало. Но при этом был фундамент, были стены и крыша, а позиция была простой: не можешь играть сложно — играй просто, не можешь двигаться — стой. И такой подход сработал на все 300%.
Сентябрь 1986 г.
После записи «Разлуки»
Мы научились ломать любую аудиторию, просто танком ее прокатывать, сопротивляться было бесполезно. Из команды получился Т-34, и я прекрасно отдавал себе в этом отчет. Нам удалось даже «пробить» публику в Вильнюсе, где на сцену поначалу бутылки летели, когда мы запели «Разлуку». Но мы, все равно, раскатали и этот стадион.
Время шло, оно летело! Но в конце 80-х у Славы начались проблемы с голосом: он жаловался, что стал дико уставать, его подчас тошнило от перенапряжения связок. Появились те симптомы, о которых нас музыкальные педагоги предупреждали заранее — непрофессионально подгруженный голос. Он срывал голос, но пел — высоко и на форсаже...
В конце концов, и я покинул мной же созданное детище. Причин было достаточно, и они известны всем, кому это было интересно. Тем не менее, назад на сцену меня не тянет. Записи «Наутилуса» я не слушаю в принципе. Как-то слушал наши первые, «детские» записи — это же кошмар! Именно их барабанщик свердловской группы «Трек» когда-то назвал «слоном на комариных ножках». Очень смешно. Но задорно, с большой энергетикой, с тембрально интересным вокалом, и — с огромным энтузиазмом все же это было сделано:
Возможно, когда-нибудь состоятся какие-то юбилейные концерты «Наутилуса», только я в этом участвовать абсолютно не хочу и не буду. Я не вижу в этом никакого смысла, и с какой целью это надо делать, мне совершенно непонятно. Для меня это пройденный этап, который я закрыл и к которому не возвращаюсь, не испытывая никакой ностальгии. Поддерживаю отношения с Ильей Кормильцевым, который живет в Москве, хотя общаемся мы довольно редко: у него совершенно иной сегодня бизнес, и у нас мало точек соприкосновения. В Свердловске я не был лет 6, а на свой день рождения я пригласил бы «Чайф» или Настю Полеву.
***
P.S. (Сергей Попов): Я впервые, живьем, услышал «Нау» на Подольском рок-фестивале в 1987 году. Слушая Бутусова тем темным сентябрьским вечером, я долго — и напрасно — ждал момента, когда же он откровенно сфальшивит: его голос все время скользил где-то рядом с мелодией, но не в ней. В таком, фактически атональном, пении есть свой глубокий и завораживающий шарм. Например, так уже 40 с лишним лет поет Мик Джеггер — результат известен. Так поют многие французские шансонье, так пел Фрэнк Синатра. Подобное часто встречается и у блюзовых исполнителей.
В 1988 году мы, т.е. группа «Алиби», целую неделю выступали в Свердловске с фильмом «Асса». Если кто помнит, была такая всесоюзная акция, когда суперпопулярный фильм можно было посмотреть только в одном кинотеатре города, а перед показом выступала какая-нибудь рок-группа. Тогда в Свердловске пиво продавали в разлив в полиэтиленовые пакеты, да еще очередь надо было отстоять. И вот как-то вечером после концерта наш барабанщик (Миша) и басист (Шура) отправились за пивом, прихватив вместительную дорожную сумку — чтоб побольше принести. Я и Боря Горбунов, наш директор, долго их ждали, но ни в 11, ни в 12 вечера их все еще не было.
Декабрь 1986 г. Свердловск, Уралмаш. На сцене классический
«Наутилус» — секстет: Алексей Хоменко, пришедший в НП в
самом конце 1986 г., и Виктор Комаров (клавиши), Дмитрий
Умецкий (бас), Алик Потапкин (ударные), Вячеслав Бутусов
(вокал, гитара), Алексей Могилевский — саксофон. Это —
«Разлука», альбом, ставший через несколько месяцев лидером
всех мыслимых и немыслимых хит-парадов по всей стране
(фото Ильдара Зиганшина)
Часа в два ночи мы стали думать, что нам делать: то ли в милицию идти, то ли лечь спать и не париться. Выбрали последнее: но вдруг, в 6 утра на пороге нашего номера появляются Миша и Шура, в руках они с трудом удерживают раздувшуюся сумку, а по их лицам блуждают блаженные улыбки! Аккуратно поставив поклажу на пол, они извлекли из нее: 18-ти дюймовый низкочастотный динамик с гофрированным диффузором! Оказалось, что когда ребята стояли на автобусной остановке, к ним подошли две девушки и, поинтересовавшись, не музыканты ли они, пригласили в гости. Естественно, Миша с Шурой согласились, тем более что девушки не походили на проституток и изъяснялись простым интеллигентным языком. До утра они пили вино, танцевали и общались — не более того.
Когда пришла пора прощаться, девушки признались, что являются женами музыкантов группы «Наутилус», которые уже месяц торчат на гастролях, и что им, верным женам, очень не хватает общения с представителями общины рокеров — поэтому они и пригласили их в гости. С этими словами они вытащили из под кровати динамик и на прощание поблагодарили за прекрасный вечер. Динамик этот честно служил нам в басовой колонке до 1993 года, потом, когда группа «Алиби» на 5 лет прекратила существование, его кто-то спер.
На мой взгляд, главная и самая важная причина успеха «Наутилуса» состоит в том, что, по большому счету, это был в самом прямом смысле проект, а не обычная рок-группа. Судите сами: находится потенциальный исполнитель. Важно не только то, что он умеет немного петь (сейчас это вообще не самое главное), но и его внешние данные и то, как он воздействует на публику (Бутусов). Под этого исполнителя подбирается автор (в данном случае — соавтор), последовательно обеспечивающий проект репертуаром, который в данное конкретное время может быть востребован публикой (Кормильцев). Определяется оригинальная стилистика группы — как музыкальная, так и сценическая — жесткий электропоп и поздний глэм-рок: Так как ядро коллектива не обладает необходимыми профессиональными навыками, нанимаются сессионные музыканты (Хоменко и Могилевский). Разрабатывается креативный план продвижения коллектива на сцену, в котором много главных и мелких деталей, но который должен осуществлять один человек — тот, кто его придумал и детализировал (Умецкий).
Конечно, многое делалось интуитивно, спонтанно, на авось. Но ведь это было почти четверть века тому назад и — каков результат! А ведь тогда не было ни современных масс-медиа, ни концертного менеджмента, ни фирм грамзаписи. И делалось это 20-летними студентами, которые не изучали умных американских книг про правильную организацию шоу-бизнеса, а штудировали их антитезу — Историю КПСС.
Косвенным подтверждением того, что «Наутилус-помпилиус» был, прежде всего, удачным проектом, а не рок-группой в общепринятом смысле, является разница в успехе, которым обладал «Нау» и который есть сейчас у ее фронт-мэна Вячеслава Бутусова. Разрыв заметен, если сравнивать его с аналогичными парами: «Машина времени» — Макаревич, или «Воскресение» — Никольский. Еще одним подтверждением плодотворности «письма счастья», прочитанного Дмитрием Умецким 25 лет назад «Наутилусу», являются его личные достижения, часто уже никак не связанные с музыкой.
Помню, как-то в Подольске мы пили спирт, сидя на кроватях в каком-то профилактории. На закуску была вареная колбаса, добытая нашим кудесником-директором Горбуновым в магазине для ветеранов. Набубенились от души, похмелье было тяжелым. «Нау» тогда занял 1-е место, мы — 2-е. Видимо, остальным было еще хуже. Пафосные на сцене, ребята были уже на земле.
Потом была «Рок-панорама-87», где мы взяли Главный приз, а потом — «Молодые звезды Москвы», где они нас опять обошли. После концерта я, Слава, Дима и наш басист Шура Рябов — стояли на лестничной площадке и курили. Вспомнив, как мы их угощали спиртом в Подольске, Слава достал коньячную бутылку, заткнутую пробочкой. В сосуде из под «Слянчева бряга» был самогон, очень вкусный и непохмельный. Видимо, его готовил Дмитрий Умецкий. Для работы.
