Слава Бутусов: Нельзя привыкать к надрыву
Беседовал Игорь Курдюков. Газета «Рок-Партнёр» №2, октябрь 1990 г.
Сканы предоставил: Алексей Золотарёв, Воронежская обл. Обработка: naunaunau.narod.ru, январь 2010 г.
Вячеслав Бутусов
Мы встретились в Вильнюсе во время очередных гастролей группы. Несмотря на то, что последние год-полтора были для лидера «Наутилуса» не из легких — во-первых, из группы ушел, и теперь уже, кажется, навсегда, его лучший друг и компаньон Дмитрий Умецкий; во-вторых, вместе с Умецким «ушла» фонограмма последнего альбома «Наута»; в-третьих, по-прежнему не ясно, выйдет ли полнометражный фильм, где Слава снялся в главной роли; в-четвертых, потесненный «ласковыми маями», «Наутилус» покинул все или почти все отечественные хит-парады и одновременно, как по команде, о нем забыли музыкальные редакции радио и ТВ — несмотря на это кризисное, в общем-то, для любой группы состояние, Слава выглядел спокойным и даже бодрым. Мы беседовали в одной из многочисленных гостевых вильнюсского Дворца спорта. Утонув в огромном мягком кресле, Слава задумчиво затягивался «стрельнутой» только что у своего администратора сигаретой.
— Как ты оцениваешь теперешнее положение «Наутилуса»? Нет мысли вернуться в Свердловск?
— А я со Свердловском связи никогда не прерывал. До сих пор являюсь членом Свердловского рок-клуба. Правда, запутался с членскими взносами и не очень хорошо разбираюсь в ситуации, которая там теперь царит. Возвращаться в Свердловск пока не думаю. В Ленинграде я собрал новый коллектив, с которым, в общем-то, неплохо сыгрался. Двое из этих ребят — представители Ленинградского рок-клуба. Саша Беляев играл раньше в «Телевизоре», Игорь Копылов, то бишь Гога, — в достаточно известной команде «Петля Нестерова». Барабанщик у нас — бывший участник козловского «Арсенала». Вот такой четверкой мы и выступаем. Ну и конечно, всегда с нами Илья Кормильцев, представляющий литературную часть. На данный момент он пишет основной объем лирики.
Я не знаю, был у нас спад, не было у нас спада... «Наутилус» всегда играл в первую очередь как бы для себя, у нас не было такого, чтобы — кровь из носу — добиться популярности. Мы не сразу-то и заметили, как она, популярность, пришла, она существовала как бы вне нас. И ухода ее мы тоже не заметили, потому и не переживали особенно.
— А что произошло с последним альбомом?
— Нам его пришлось практически заново переписывать. Первый мы — еще с Димой — делали на Ленфильме, второй — в Москве. Первый альбом назывался «Человек без имени», это был основной объем музыки к одноименному фильму. Во втором варианте уже и звук другой, и песни не совсем те самые. В общем, я считаю, что это два совершенно разных по сути альбома. Не знаю, удастся ли нам услышать тот первый вариант, а второй уже закончен. Вот только, возможно, появятся трудности с распространением. Мы хотели бы распространять его сами, без посредников.
— Ты говоришь о магнитофонном альбоме, а что насчет нового диска?
— Пластинку я выпускать не буду. Во всяком случае пока. Мы с «Князем тишины» так намучились, что не приведи Бог. Нудно это, долго, бесполезно. Полтора года выходила пластинка, а вышла — оказалась никому не нужна.
— В Вильнюсе «Князь тишины» был за полдня из всех магазинов раскуплен.
— Мое мнение, что этот материал устарел во всех отношениях, набил оскомину, просто уже на зубах навяз. Нет-нет, никаких дисков! Я еще раз убедился, что самая оперативная информация может поступать либо в виде аудио-кассет, либо в виде клипов. Легче всего с кассетами — мы в них стараемся по максимуму вложить свои мысли. А видео связано с режиссерами, операторами, техникой — в общем, с такими вещами, к которым мы, музыканты, не имеем никакого отношения. Производство видеоклипов — процесс неконтролируемый: снимаешься — и не знаешь, что из этого получится. Я еще ни разу не был доволен конечным результатом. Впрочем, у «Наутилуса» не так уж и много клипов было. В основном это съемки с концертов — зрелище достаточно скучное и печальное...
— Ты сказал, что большинство текстов «Наута» пишет Илья Кормильцев. Сам уже не пишешь стихи, как прежде?
— Пишу, но не как прежде. Раньше то ли времени больше было, то ли голова лучше работала... Сочинять через силу, через «не могу» я не способен. Не в состоянии сесть и выуживать что-то из себя, выцеживать. А Илья — он все-таки профессионал.
— Что ты думаешь о событиях в Литве? Чувствуешь ли себя за границей?
— Я в Литве всегда — и раньше тоже, еще в 87-м году — чувствовал себя как за рубежом. В этот приезд я все концерты начинаю словами «Привет, заграница!». Что касается суверенитета... Я всегда был человеком демократичным, точнее,
старался быть — и в отношении личной свободы каждого человека в отдельности, и в отношении группы людей, какой бы она ни была но численности. Никто Литву держать не вправе. Хотя я, в общем-то, отрицательно отношусь к увеличению километража границ в мире. По-моему, чем меньше границ, тем меньше будет проблем. В первую очередь общечеловеческих.
Когда мои друзья узнали, что я собираюсь в Вильнюс, они все меня стали отговаривать. Даже из Западного Берлина позвонили: «Ты что, с ума сошел? Бедный Слава, куда ты едешь!». А между тем в Вильнюсе спокойнее, чем в каком-либо другом городе, где мы до этого были. В городе Свердловске, например, обстановка такая мрачная, что вам и не снилось. Какие бы революционные перемены ни происходили — в лучшую сторону или в худшую — там все время такое ощущение, что вот сейчас прилетит что-нибудь из космоса или взорвется что-то...
— Однако Свердловск выпустил в свет таких известных всей стране людей... Кстати, твое отношение к Ельцину?
— Я не поддерживаю всеобщего поклонения этому человеку. Против самого Ельцина я, конечно, ничего не имею, хотя очень хорошо помню, как возглавляемый им обком диктовал, что можно, а что нельзя петь молодежи... Но это дело прошлое. А сегодня меня очень смущает нездоровый, я бы сказал, ажиотаж вокруг его имени. Мне не понятно этс идолопоклонничество. Не на пользу оно.
— Раньше твои песни были более политизированы, социально заострены, их жанр определялся как соцрок. Сейчас в твоей музыке больше лирики. каких-то общечеловеческих мотивов. Надоело петь о грязи?
— Мы пытались делать «картинки с натуры», а поскольку натура у нас в Эсэсэсэре всюду, куда ни посмотришь, угрюмая, то и песни получались мрачноватые, стилистика — более жесткой. Но потом нам это надоело. Какой смысл петь о том, что в Свердловске нет колбасы, а в Литве, допустим, кончился бензин? Об этом и так все знают. Хочется в песнях утверждать жизненную позицию, которая и самому бы помогала надеяться на что-то лучшее, и в людей бы вселяла надежду. Я не знаю, как это трактовать: можно сказать, что в песнях стало больше общечеловеческого, можно сказать, что они стали философскими — для меня главное, что в них появился свет. Кстати, мы теперь выступаем в рамках гитарной музыки — она легче, чище, светлее...
— Ты грозишь растерять поклонников, которым импонировал жесткий стиль «Наутилуса», надрывный вокал...
— Я не понимаю людей, которые могут запоем слушать «Шар цвета хаки», «Скованные одной цепью» или «Я хочу быть с тобой». Это мазохизм. Такие песни можно слушать один, два, три раза. К жесткости, надрыву нельзя привыкать, нельзя, чтобы это стало нормой, привычкой. Наша старая программа нужна была как разовый допинг, чтобы очнуться, опомниться, осознать, где мы находимся, где вся страна находится... А если этот наркотик колоть постоянно, из года в год — так и наркоманом стать недолго.
И потом, что касается поклонников... Я же сказал, мы поем для себя, не ориентируемся на конъюнктуру, на чьи-то вкусы.
— Тебе в жизни часто приходилось идти на компромиссы?
— Что касается творчества — нет, ни разу. Я пою только то, что ощущаю. Иное чувство даже словами нельзя передать более или менее адекватно, но вот чудо поэзии: ты рисуешь ряд пусть даже каких-то отвлеченных, абстрактных образов, создаешь ассоциации — и слушатель начинает тебя понимать, проникаясь твоим чувством, настроением, твоей верой... Компромиссы могут быть только между головой и желудком, не более. Вообще же я человек довольно мягкий, у меня не хватает силы на борьбу, я не могу дока.-зывать что-то людям, когда вижу, что это делать бесполезно. В таких случаях я либо самоустраняюсь, либо действительно ищу компромиссные варианты, чтобы уравновесить ситуацию. Я и родился-то, кстати, под знаком весов...
— Спасибо. Удачи тебе!
