Мы хотим быть с тобой!
Георгий Тюрин. Фото А. Астафьева, Д. Ловковского. Газета «Музыкальная жизнь» №20, 1990 г.
Сканы предоставил: Алексей Золотарёв, Воронежская обл. Обработка: naunaunau.narod.ru, январь 2010 г.
Бутусов — солист Наутилуса
Ярко освещенная цветными прожекторами сцена резко контрастирует с черными одеждами и белыми лицами музыкантов. Они одеты в полувоенную униформу «отца всех народов»: глухие кители, не отягощенные регалиями, галифе, заправленные в яловые сапоги; бледные лица слегка тронуты гримом, волосы зачесаны со лба назад — прекрасно найденный образ человека тоталитарного государства.
Перед ними темный зал, который шумно вздыхает, охает, грохочет овациями — безбрежный океан «скованных одной цепью и связанных одной целью...»
Конечно, вы уже догадались, что речь пойдет о свердловской рок-группе «Наутилус Помпилиус».
Итак, интервью с ее лидерами — Вячеславом Бутусовым и Дмитрием Умецким. Мы расположились вокруг самого обычного кухонного стола, на котором дымились чашки с ароматным чаем. Кроме основателей «Наутилуса Помпилиуса» здесь же находился и основатель знаменитой группы «Урфин Джюс» — Александр Пантыкин. Я включаю магнитофон.
— Ребята, расскажите, пожалуйста, как вы дошли до жизни такой, словом, как пришли в рок-музыку?
— Ну и вопросик. (Это Слава.) Значит, так. В присутствии Пантыкина обязуюсь говорить правду и только правду. В те стародавние времена я никогда не думал, что буду заниматься музыкой серьезно, хотя с 8-го класса играл в школьном ансамбле «Биг вирус» на бас-гитаре и пел. Живя в Свердловске, мы с восторгом и завистью следили за музыкальными процессами, происходящими в Ленинграде и Москве. Диски, магнитоальбомы и вся музыкальная информация доходили до нас с таким опозданием, что мы чувствовали себя отбросами общества. Но вот волна дошла и до нас. В Свердловске возникли первые доморощенные группы «Трек», «Сонанс», «Урфин Джюс».
В 1981 году в нашем городе непонятно каким образом прошел-таки 1-й рок-фестиваль (очевидно, так же, как и в 1987 году в Подольске, на голом энтузиазме увлеченных музыкой людей). Мое участие в нем заключалось в том, что я рисовал таблички с названиями выступающих групп и был страшно горд этим. К тому времени мы уже учились в Свердловском архитектурном институте, а я был даже спецкором институтской газеты «Архитектор». И когда мне поручили взять интервью у самого Пантыкина, то я был просто на седьмом небе. Во время интервью мы сидели перед институтом на скамеечке, и я просто млел от счастья, так как проходящие мимо с изумлением и завистью смотрели на меня. Ведь я разговаривал с ПАНТЫКИНЫМ!
«Урфин Джюс» к тому времени записал свой первый магнитофонный альбом «Путешествие». У меня в голове не укладывалось: как же так — наши советские ребята и вдруг записали магнитоальбом со своими собственными песнями, да еще в Свердловске. Это был шок. Оказалось, что свои творческие потуги можно не только показать другу, но и зафиксировать их на пленке для потомства. Чудеса. После этого в голове застряла мысль: «А чем мы хуже?»
— А вы в это время уже были знакомы с Димой?
— В это время уже да. (Это Дима.) Моя карьера музыканта (дружный хохот и бурные аплодисменты) началась еще в 10-м классе. Я тогда играл на... барабанах в школьном ансамбле. Причем барабан был один — из пионерской комнаты. И одна тарелка. Играл я ветками от тополя, предварительно оструганными, естественно. У тополя структура древесины вязкая, и они реже чем другие ломались после ударов по тяжеленной прогнутой тарелке.
— Надо было брать перекладины от стульев, они еще крепче, — перебивает Слава.
— Все возможные стулья к тому времени уже были сломаны. Так вот, после поступления в Архитектурный институт я познакомился в колхозе на картошке перед первым курсом с парнем из параллельной группы — Игорем Гончаровым, который тоже стучал на барабанах у себя в школе в Челябинске. Там же родилась мысль о создании ансамбля. Но поскольку два ударника в одной группе — многовато, то решили, что я должен переквалифицироваться...
— В управдомы! (Это, конечно, Слава.)
— Нет, в бас-гитариста.
— А почему именно бас?
— Тогда меня терзала идея-фикс: если я выйду с бас-гитарой на танцах — все девушки мои. Дабы привести эту идею в исполнение, я сходил в магазин «Юный пионер» и купил там запчасти от «Тоники». Колки мне выточили из какого-то сверхтвердого и сверхтяжелого сплава на вертолетном заводе, остальное еще где-то. Свести все в единое целое помог отец. Так я стал обладателем «голубой мечты» весом около пятидесяти килограммов. Дело оставалось за малым: научиться играть, создать рок-группу и пробиться на танцверанду в институте.
Со Славой мы познакомились тоже на картошке, после 2-го курса (как видно наши сельхозмероприятия здорово объединяют людей). Однажды ко мне подошел Игорь Гончаров и сказал: «Слушай, старик, в соседнем бараке есть парень, который поет — атас, да еще и на гитаре играет». Так нас стало трое. И там же в поле, на ведрах, мы исполняли кое-что из репертуара «Лед Зеппелин» — любимейшей группы Свердловска тех лет.
Начались поиски базы, где можно было бы репетировать и заниматься. Но в ДК института нас не пускали, так как там репетировали звезды: «Трек», «Сонанс» и «Урфин Джюс». Поэтому приходилось обходиться квартирами друзей, а в основном комнатой в общежитии. Соседи нас тихо ненавидели.
В конце 1981 года родилась рок-группа «Али-баба и 40 разбойников», куда, кроме вышеперечисленных лиц, вошел гитарист Андрей Саднов. Тогда же заготовили материал для первого магнитофонного альбома. Музыкальные идеи были В. Бутусова и Д. Умецкого, тексты их же. В январе 1982 года в студии клуба Архитектурного института на бытовой магнитофон «Илеть-101» они записали 10 композиций, объединенных названием «Али-баба и 40 разбойников».
— Кто же помог вам выбраться из этой ситуации?
— Большой друг и заступник всех униженных и оскорбленных — комсомол. (Это опять Слава). В то время комсомольцы развили бурную деятельность по оказанию помощи терпящему бедствие без рок-музыки молодому населению Свердловска. Они начали устраивать так называемые семинары по обмену опытом. Вначале на них никто не хотел идти. Эту проблему комсомольцы решили просто — всем участникам семинара стали выдавать по бутылке на троих и по две банки мясных консервов. Народ понял, что в этом что-то есть, и комсомольцы не такие уж плохие ребята. Правда, первый семинар для нас закончился грустно.
У нас в институте тогда начались занятия на военной кафедре, и на семинар мы пошли прямо после окончания этих занятий. На месте сбора, в ожидании автобуса, стояла живописная толпа рокеров — патлы до плеч, кожаные куртки, драные джинсы, черные очки и тому подобное. Толпа глухо шумела, двигалась в разные стороны, плевалась, сморкалась, смолила сигареты, швыряла окурки под ноги и вообще всячески подтверждала броуновское движение атомов. Тут они увидели нас и... остолбенели — закон нарушился. Мы шли, чеканя шаг, развернутым строем, как в атаку, высоко держа коротко и безобразно стриженые головы. На нас были армейские рубашки цвета хаки, галстуки, цивильные брюки и уродливые ботинки «для строя». «Оперотряд, наверное», — прокатилось по толпе, и вдруг принялись застегиваться, приглаживать руками растрепанные волосы, поправлять экипировку, а толпа стала принимать очертания походной колонны. «Ребята, мы свои», — крикнул Дима, через некоторое время недоразумение рассеялось. Нас приняли в компанию, и тут же всех повезли на загородную турбазу комсомола, где должен был проходить второй семинар.
На сцену вышли «Трек», «Урфин Джюс», «Отражение», а мы сидели в «артистической уборной», жадно курили и обсуждали проблему репертуара. В дверь поминутно заглядывали устроители концерта и недовольно вопили: «Ну вы будете выступать или нет?!» — «Сейчас, сейчас», — отмахивались мы и вновь затягивались, пытаясь прогнать мандраж. Когда, наконец, решились и пошли на сцену, то услышали объявление в микрофон: «Концерт окончен».
После столь ужасного фиаско я решил повесить мою магазинную гитару «Тоника» на гвоздь и с музыкой закончить. В принципе все, о чем мечталось, было сделано: мои мелодии записаны на пленку, которую потом можно будет показывать детям: мол, я в ваши годы уже музыку писал, а вы что делаете, оболтусы?..
Однако на дворе стояла яркая, веселая весна 1982 года — весна надежд, которым вскоре суждено было сбыться. В Москве официально во Дворце спорта в Лужниках (!) проходили концерты рок-группы (!) «Круиз», игравшей тогда настоящий хард-рок (!). В Ленинграде то же самое делал «Форвард». А в Свердловске готовил к записи уже второй и самый лучший альбом — «Пятнадцать» — «Урфин Джюс».
Наутилус в свете славы...
Очевидно, все это вместе взятое подействовало на Славу, и когда звукорежиссер группы Андрей Макаров, провозгласив: «Да здравствует обновление», предложил сменить название на «Наутилус», отпали последние сомнения. Ведь «Наутилус» — подводная лодка знаменитого капитана Немо, боровшегося за свободу и справедливость. А подводная лодка — это фактически дирижабль, но плавающий не в голубых небесах, а в синем море, то есть напрашивалось сравнение с «Лед Зеппелин». Предложение приняли с восторгом, решили писать второй альбом и делать это уже серьезно.
Так летом 1983 года был записан «Переезд». Запись была уже почти профессиональной по тем временам. Звукорежиссер «Трека» Александр Гноевых, по кличке «полковник», из обычного магнитофона «Тембр» ухитрился сварганить полупрофессиональный двухдорожечный студийный аппарат. Писались в студии клуба Архитектурного института. На клавишных играл Пантыкин. Он же обогащал аранжировку альбома.
— Были ли в это время у вас публичные выступления?
— Конечно, были. (Это опять Дима.) Перед широкой аудиторией мы впервые появились в предновогодние дни 1982-го, на свердловском телевидении. Исполнили песню под названием «Снежная пыль», которая впоследствии так и не вошла почему-то ни в один альбом. А первое выступление под флагом «Наутилуса » прошло в ДК «Автомобилист», в рамках институтского вечера. Готовились мы долго и тщательно. Сцену оформили профессионально: закупили множество надувных кругов, канатов, волейбольную сетку и — создали как бы палубу субмарины. На кругах написали «Наутилус». Выставили аппарат. Выкладывались до седьмого пота, но нас почему-то не поняли.
— Сейчас объясню почему. (Это взгляд со стороны Пантыкина.) Я был в зале — живой свидетель истории. Сидим, ждем. Открывается занавес, и что же мы видим на сцене... декорации к спектаклю «Севастополь родной». Шумное недоумение: «Ребята, куда мы попали? Разве концерт отменили?». Наконец на сцену вышли парни с гитарами, но в... порванных тельняшках, клеше, наколках, с серьгами в ушах и боцманским свистком на шее. Зал грохнул. Ребята на сцене начали неуверенно переглядываться. Дальше больше. С первым же звуком аппаратура дала «петуха», и потом нельзя было разобрать не то что слова, но и отличить гитарные партии от ударных. Сплошной грохот пригибал головы к спинкам впереди стоящих кресел, как пулеметные очереди. Встать никто не мог, поэтому все терпеливо ждали конца артналета. А в конце раздались жидкие аплодисменты.
— Но самое интересное случилось позже. (Это снова Дима.) Мы уже было решили завязывать, но к нам в институте подходили ребята, жали руки, хлопали по плечу и, заглядывая в глаза, говорили: «Ребя, вперед, у вас все нормально, мы за вас пасть порвем». Такая моральная поддержка не могла не помочь, и мы стали работать дальше. Началась концертная деятельность по городам и весям Урала. Но продолжалась она недолго.
На носу — диплом, надо было готовиться к экзаменам, чертить, зубрить и тому подобное. Весной 84-го ребята повесили гитары на гвоздь. Наконец наступил день защиты, затем — распределение и связанные с этим хлопоты, поскольку и Слава, и Дима люди семейные. Дима остался в Свердловске, начал работать — с 9 до 18. О музыке пришлось забыть. Славу же распределили в Тюмень. Но поскольку заявку оттуда прислали во время его поступления в институт, то к моменту окончания архитектор Бутусов оказался уже никому не нужен. Поэтому он просидел восемь месяцев без работы... А перед тем как устроиться в какую-то контору, успел слетать в Ленинград вместе с Димой и Ильей Кормильцевым.
— После того как Дима стал ходить на работу, а я болтался по городу в ожидании ответа из Тюмени, мне встретился наш общий друг Егор Белкин. (Это снова Слава). Разговорились. Он сказал, что «черт с ним, с дипломом, буду музыкантом». А я говорил, что. наоборот, бог с ней, с музыкой, все, что могли, сделали. Вот архитектура — это серьезно. На том и расстались. Но в конце 1984 года подвернулась эта поездка в Ленинград. Там мы просто обалдели. Вокруг кипела жизнь. Люди создали мощный рок-клуб. Устраивали популярные фестивали. Концерты давали «Аквариум» с Гребенщиковым и «Алиса» с Задерием, «Зоопарк». Все писали новые альбомы. То есть делали настоящее дело. А поскольку просто делать свое дело у нас нельзя — заберут за тунеядство, то все работали еще кочегарами, истопниками, ночными сторожами, дежурными и т.п. Но главным была РОК-МУЗЫКА.
А мы? Стыд и срам. Рокеры мы или эстрадники фуфловые?! Там же было решено встряхнуться, собраться и начать серьезно работать.
Шок прошел. Начали сразу же по возвращении в Свердловск. Помог случай. Нам встретился Андрей Макаров и сообщил, что ему предлагают место директора клуба, находящегося рядом с архитектурным институтом, а он сомневается. Мы тут же высказали ему в парламентских выражениях все, что о нем думаем после этого. Так Андрей стал руководящим работником культуры, а мы наконец обрели собственную базу. Таковой стал подвал клуба, который мы переоборудовали под репетиционный зал и студию звукозаписи одновременно. Ну, а поскольку мы уже работали в своих конторах, начались ночные бдения по созданию новой музыкальной программы. В результате этих бдений 8 марта 1985 года в подвале родился «Наутилус Помпилиус», а у него альбом «Невидимка», профессионально записанный на фирменной аппаратуре в квартире друзей.
Весь 85-й год прошел сумбурно. Неделями нужно было сидеть в конторах — от и до. Вечерами летели на базу репетировать, а в выходные разъезжали с концертами по областям. Промежутки между всем этим были заполнены семейными делами и заботами...
Многочисленные поездки дали пищу для новых наблюдений, размышлений, сопоставлений. Накопился материал, который необходимо было воплотить в композиции. Вновь сели в студию. Уже достаточный жизненный опыт, ежедневное столкновение с многочисленными проблемами и трудностями, философское отношение к ним помогли ребятам создать их знаменитый альбом «Разлука». Впервые он был исполнен вживую на Свердловском рок-фестивале. В результате — первое место и многочисленные призы, восторги поклонников и поклонниц. Все поняли, что родился новый свердловский лидер. Начались выступления, поездки в другие города.
Там же в Свердловске, осенью, на концерте открытия сезона 1986-87 года, окончательно оформился всем известный имидж «НП». Еще месяц назад, на фестивале ребята выступали в немыслимых цветов рубахах и штанах, а Дима даже в черных панковских очках. Правда, сапоги уже были. А вот на открытии сезона музыканты появились в черных глухих одеждах, были подчеркнуто статичны и мрачны. Впрочем, как мы потом убедились, их музыка полностью соответствует облачению, то есть имидж создан точный. Как пояснили Слава и Дима, на них огромное впечатление произвела своей мрачной жесткостью «Алиса» с Кинчевым, который в то время был кумиром Славы.
— Первый выезд в новом имидже — в Казань, опять же вместе с «Урфин Джюсом». (Это все тот же Слава.) «Урфин» выступал в первый день. Во второй должны были мы, но так и не выступили. «Урфин» выдал там все свои знаменитые боевики, и в зале начали ломать стулья. К нам подошли местные руководители и сказали, что «такой хоккей нам не нужен». На наши робкие возражения, что, может быть, он нужен молодежи, ответа не последовало. На нас просто дико посмотрели и предложили в 24 часа покинуть пределы Казанского ханства. Так закончился, не успев начаться, наш первый концерт за границами Урала. После этого мы обозлились настолько, что, отправляясь с концертами по выходным дням, объезжали Казань стороной.
Для выездов нам приходилось запасаться всевозможными гипотетическими справками из райкома, обкома, военкомата и других столь же почтенных ведомств. Родился и протест общественности: мы опаздывали на работу, потому что просыпали, — нам за это объявляли взыскания; мы заплетали волосы в косичку, цепляли в уши серьги и приходили в конторы — начальство падало в обморок и организовывало «общественное осуждение».
Зато появилась российская известность, посыпались многочисленные приглашения на различные рок-фестивали. Вначале были Новосибирск и «Литуаника» в Вильнюсе. Лауреатами мы становились везде, а вот встречали по-разному. Так, если в Новосибирске нас забрасывали цветами во время выступления, то в Вильнюсе совсем другими предметами. Во время исполнения «Разлуки» в нас швыряли бычки, коробки от спичек, скомканную бумагу и прочее.
Потом — Таллинн, Ленинград и Черноголовка в Московской области. Вот там было все в порядке. Не только призы, но и хорошее отношение со стороны зрителей, что гораздо важнее для артиста. А в сентябре 1987-го был фестиваль в знаменитом теперь подмосковном Подольске, ставший для нас переломным. Там нам оказали такой восторженный прием, такое царило воодушевление во время выступления, такая поддержка зрителей, что душевный подъем сохранялся еще очень долго. Про первое место я уж не говорю.
После этого, очевидно, все еще находясь на волне подольской настройки, мы поняли, что надо выбирать: или музыка, или архитектура. А поскольку говорят, что архитектура — это застывшая музыка, то мы ее и выбрали. Поувольнялись из контор.
Как только об этом узнали друзья, к нам тут же подъехал известный свердловский музыкант Женя Димов и предложил поработать в... металле. Мы загорелись, нам нужно было отойти от «Разлуки» и всего, что с нею связано, иначе можно было свихнуться. Ну и, конечно, интересно попробовать себя в другой музыке, практически противоположной нашей. И еще, Женя был такой крутой человек, что если не сумеет убедить, то заставит. Но мы и не сопротивлялись. Результатом этого содружества стал альбом «Мост» группы Димова «Степ», записанный в октябре 1987-го. Я помог ему сделать и записать свои вокальные партии, музыкальные аранжировки мы делали вместе. С этой программой вновь начали гастролировать по региону.
— Зрелище было эффектное. (Взгляд со стороны Пантыкина.) На переднем плане, где обычно стоит вокалист, возвышалась ударная установка. По обеим сторонам ее — гитаристы. Сзади Дима-басист. А на самом дальнем плане, на постаменте, где обычно ставят ударные, примостился Слава. Причем стоял он на корточках, изогнувшись. Дело в том, что он никак не мог запомнить суровые тексты, написанные Д. Азиным, и вынужден был читать их по бумажкам. Чтобы это не очень шокировало зрителей, Славу убрали подальше, а поскольку там было темновато, он, чтобы разглядеть буквы, и вставал в такую позу.
Представьте себе: на переднем плане все гремит и грохочет, а сзади сидит на пьедестале, на карачках, чувак и орет дурным голосом умопомрачительные тексты. А после каждой песни комкает бумагу и швыряет ее вниз. Зрители визжали и плакали навзрыд. Дальше больше. Один парень из группы обеспечения работал на заводе безалкогольных напитков и притащил на концерт несколько сеток с лимонадом. В перерыве его раздавали зрителям, а потом приволокли откуда-то ведро с водой и поставили на сцене. Дима периодически макал туда свои длинные патлы и отряхивался как собака. Задние ряды были в жутком восторге. После концерта их забросали цветами и долго не хотели отпускать.
Затем такой же успех выпал на долю «Наутилуса» в ноябре 87-го на празднике, посвященном 25-летию радиостанции «Юность». Это было, кстати, первое выступление группы в Москве. Затем последовал триумф на «Рок-панораме-87». И вдруг — неожиданный, непредсказуемый разрыв дипломатических отношений между Умецким и остальными. Впрочем, слово его участникам.
— Некоторые музыканты группы стали бурно протестовать против того, что «НП» якобы хотят сделать московской группой (версия Димы). Хотя разговор шел всего лишь о том, чтобы найти в Москве людей, способных помочь нам в дальнейшем развитии и движении вперед. Однако эта моя идея была встречена в штыки. Мне говорили, что никого искать не следует, что группа имеет имя, и теперь нужно побольше гастролировать и делать деньги. Для чего и репертуар сделать по-попсовее. С этим уже я не мог согласиться. Слава в это время занял примиренческую позицию и пытался найти какой-то компромиссный вариант, устраивающий всех. Но такого все не находилось, и я вынужден был уйти.
— Я тогда находился в сложной ситуации (утверждает Слава). С одной стороны, Дима предлагал познакомиться с новыми людьми, которые поспособствовали бы прогрессу группы. С другой, — предлагали плюнуть на все и ехать домой в Свердловск работать. А дома мы уже не были почти год. С родными виделись лишь урывками, а это для семейных отношений чревато. Да и скучали очень, если честно. Вот я и решил, что в такой непростой ситуации лучше будет возвратиться, чтобы там, в спокойной обстановке все осмыслить и решить, что же делать дальше. А Дима расценил это как мое согласие с позицией остальных членов группы. Так и произошел наш разрыв.
У «НП» без Умецкого начался концертный сезон. На этот раз играли уже на классной аппаратуре, в лучших залах страны. Выпадали зарубежные гастроли, по Финляндии, например. И, как неизбежно бывает, к популярной группе начали липнуть всякие дельцы, бизнесмены, а то и просто темные личности. А у ребят не оказалось знаний, опыта, да и сил противостоять всему этому. Так случилось, что концерт в зале «Россия» оказался пиратски записанным на пленку и разошелся по всей стране, хотя у группы таких намерений вовсе не было. Авторский гонорар, разумеется, им никто и не думал выплачивать. Потом оригинал альбома, специально сделанного для «Мелодии», был вдруг «утерян» хозяевами студии звукозаписи, а магнитные копии с него до сих пор гуляют по столице, опять же без отчисления авторских. Один из известных в Москве музыкальных центров подсунул «НП» кабальный договор, согласно которому получал все права не только на песни, записанные группой, но и на всю ее будущую деятельность. Ребята его чуть было не подписали. В общем, как говорится, акулы теневой экономики не дремали, а старательно ловили золотую рыбку в мутной воде. Репертуар группы действительно стал, мягко говоря, облегченным. Так дальше продолжаться не могло.
Бутусов порвал с тянувшей «НП» в трясину коммерции командой. А Дима ушел от людей, плативших ему 130 ре в месяц за работу редактора. В канун 1989 года состоялась встреча старых друзей. Решили продолжать начатое вместе. Новый год встречали с семьями на временно снятой подмосковной даче. Вскоре туда же перевезли аппаратуру и принялись за работу над материалом для нового альбома. Впрочем, дача — слишком громко сказано. На самом деле — это обычный деревенский дом с печным отоплением. Вода в колодце, на улице. Туалет тоже. Несмотря на столь специфические жилищные условия, Слава и Дима практически всю зиму оттуда не выезжали, совершая набеги в Москву лишь за продуктами. И надо было видеть их задымленные, зачумленные, заросшие бородами, но такие счастливые лица, лица людей, получивших, наконец, возможность заниматься творчеством, а не сглаживанием конфликтов. Работали буквально днем и ночью, чуть ли не по двадцать часов в сутки, не выходя на улицу, забывая о еде.
Я слышал черновые фрагменты новой программы «Наутилуса». Впечатление огромное. Наряду с традиционными роковыми в композициях (с помощью компьютера) звучат инструменты симфонического оркестра, орган, вызывая ассоциации с хоралами Баха...
Вообще же при внимательном прослушивании музыки «НП» обращает на себя внимание характерный для русской музыки мелодизм, впечатляющая простота аранжировки. Глубина и естественность сплава музыки с текстом поражает. Сплав этот ощущается почти физически, до кома в горле, до сердечной боли, до слез... Некоторые музыканты, которые совсем недавно еще сверкали на небе нашей рок-музыки, вдруг оказались в тени «НП» и заговорили о том, что нельзя, дескать, так сильно воздействовать на слушателя.
Да, некоторые песни «НП» вызывают редкую по нынешним временам реакцию, то слезы боли — «Я хочу быть с тобой», то слезы бессильной ярости — «Ален Делон» или поруганной, обманутой юности — «Хлоп, хлоп» («Гороховые зерна»)... Мало чьи еще песни на рок-сцене рождают подобные эмоции. А быть может, в наш век безверия это необходимо? Ведь иначе не добудишься, не достучишься к тем, чья хата с краю. Как писал Василий Шукшин: «Молчат потому, что разговаривать бесполезно. Тут надо сразу бить табуреткой по голове — единственный способ сказать хаму, что он сделал нехорошо» (рассказ «Боря»).
Вот песни «НП» и есть нечто подобное табурету, с помощью которого ребята пытаются что-то сказать, разбудить, если не мысль, то хотя бы нужные эмоции. Таково же действие фильмов «Асса», «Трагедия в стиле рок», «Маленькая Вера», персонажи которых будто бы шагнули на экран из песен «НП». Ведь музыка «НП» адресована, в первую очередь, тем, кто еще не разучился думать. Это интеллектуальный рок в русском его обличье...
Наш разговор за кухонным столом закончился в тот зимний вечер на оптимистической ноте. Но 1989-й — год Змеи — принес все-таки группе новые трудности, новые испытания. Творческая ревность, разговоры типа: «А ты кто такой?» постепенно привели к тому, что однажды Слава сказал: «Все, хватит, мне это надоело». Пришла пора расстаться, и на этот раз уже окончательно. К сожалению, и расставание не прошло безболезненно: у Димы оказался единственный экземпляр фонограммы нового альбома «Наутилуса», и он вроде бы намерен использовать ее по своему усмотрению; претендует он и на то, что только та группа может называться «Наутилус Помпилиус», в которой участвует он сам. Что ж, примерно так же распадались «Битлз», да и многие другие группы, делили фирму, имущество, деньги, судились несколько лет, пока не утрясали, наконец, все разногласия и претензии. Время покажет, кто прав.
Сейчас «Наутилус Помпилиус» во главе с Бутусовым успешно функционирует: весной выступил в родном Свердловске, летом гастролировал в Таллинне и по югу Украины, побывал на фестивалях в США и ФРГ. Так что дела идут совсем неплохо, хотя новая команда составлена из неизвестных пока широкой публике музыкантов: Игорь Джавад-заде — ударные, Игорь Копылов — бас-гитара, Александр Беляев — гитара (он играл раньше в группе «Телевизор»). А если учесть, что сам Бутусов тоже играет на гитаре, то логично предположить — удаление клавишных инструментов повлечет за собой изменения в звучании группы и даже возможно в ее исполнительском стиле.
До встречи, «Наутилус», знай, что мы все хотим быть c тобой!
