О чем танцуется на цыпочках, или рок-леди и ее имидж
Андрей Понизовкин. «Уральский следопыт» №8, 1990 г.
Сканы предоставил: Андрей Некрасов. Обработка: naunaunau.narod.ru, март 2016 г.
«Уральской рок-леди» называют в газетах Настю Полеву, солистку свердловской группы «Настя».
Существует уже вокруг ее имени и «неофициальный» ореол из слухов, сплетен. Говорят, к примеру, что Настя —
убежденная кришнаитка (член религиозной общины «Сознание Кришны»), носит четки и по многу раз в день
повторяет священную мантру, почему и поет такие странные песни. Еще болтают, будто на Настино имя открыт счет
в английском банке, а сама она разъезжает в «мерседесе» последней марки, набросив на плечи норковое манто. А вот
что начертал на «стене демократии» IV фестиваля свердловского рок-клуба юный тусовщик:
«Настя! Ты самая лучшая в этой ботве!»
Не знаю, как вам, а мне из этих откровений ближе всего искренность последнего, хотя и не вполне ясно, о какой «ботве» идет речь. Но ведь и остальные, что примечательно, при всей их сомнительности работают если не на авторитет, то на популярность певицы — точно! Дополняют, так сказать, ее имидж, сценический образ. Ничего не попишешь. Такова участь любой популярности. В той же Англии, где поп-индустрия отлажена давно, существует целая система поддержки имиджа «звезд» посредством распространения заведомо скандальных небылиц из их жизни. Теперь немодно ругать «их нравы», да и не нужно это — бизнес есть бизнес, он имеет свои издержки. И тем не менее мне по душе, черт возьми, что из моих соотечественников пока, похоже, никто, кроме наставников «Ласкового мая», не освоил подобные трюки. Во всяком случае, я не думаю, чтобы кто-то из свердловчан по собственной воле ими увлекался, тратил на это силы, энергию. В том числе и Настя, и ее главный сподвижник, продюсер группы Егор Белкин. Прежде всего потому, что «чистой» поп-музыкой они никогда не занимались, и соответственно, скандальная слава — не их цель. А если и желают они разговоров о себе — то, скорее всего, совсем других: о живых впечатлениях, чувствах, которые рождает ими созданное...
У меня, например, голос Насти, о чем бы она ни пела, всегда ассоциируется с движением каких-то подводных растений, скорее озерных, чем морских. Погруженные в светящееся марево воды, кажется, они всегда растут, тянутся вверх, всем существом своим подчиняясь этому стремлению, но — никогда не становятся выше. Они возникают перед глазами сразу, как только ставишь на магнитофон кассету с «Вниз по течению неба», «Ариадной», «Стратосферой» и даже под «Марш плывущих офелий», и трагичную «Ноа-ноа» (штормовой, ветреный вариант подводного царства). Исключения, подтверждаю щие устойчивость ассоциации,— вполне «наземные» искристой своей зимней пронзительностью «Белые волки», игривая «Клипсо-Калипсо», некоторые другие песни. А когда впервые увидел я Настю Полеву на сцене, то воочию убедился, что и танцует она так же. плавно-причудливо, словно преодолевая сопротивление воды.
Танец на цыпочках Танцуют все девочки... моего роста, —
здесь, в рефрене одной из последних Настиных песен, видимо, ее собственная попытка разобраться в смысле этих странных движений, дать им название...
Прежде чем перейти к творческой биографии героини, хочу поделиться с читателем личными впечатлениями от
нескольких встреч с ней и Егором Белкиным, дабы заодно привести и лишние аргументы в мысленном споре с одним
коллегой, обмолвившемся как-то о случайном, по его мнению, взлете Насти.
Впечатление первое: на редкость просто, без затей и кривляний, столь свойственных, к сожалению, многим нашим «звездам» и «звездочкам», оказалось с ребятами общаться. А доброжелательность и открытость — черты, артисту нелишние... Деталь: пока мы с Егором налаживали контакт, Настя попросила у меня блокнот и сама, по собственной инициативе, взялась записать туда состав группы, ее краткую историю, перечень песен двух законченных альбомов. Таким образом помогла преодолеть неловкость, возникающую при новых знакомствах и у журналистов.
Наблюдение второе: Настя — человек весьма трудолюбивый. Это я понял после одной из репетиций, предшествующей IV фестивалю Свердловского рок-клуба, которую, признаться, не без усилия над собой, высидел «от и до» в небольшой комнатке, набитой играющей аппаратурой, в ожидании обещанной беседы. Привычные к подобной тесноте и давлению на барабанные перепонки участники группы несколько раз выходили «на волю». Реже это делал Егор — непростая роль «играющего тренера» обязывала. Настя же за три с половиной часа от микрофона не отошла, даже не присела ни разу! В перекурах пела под фонограмму, снова и снова возвращаясь к прой- денному, повторяя спорные фразы и отдельные слова. А ведь это был всего-навсего дежурный прогон уже готового концерта, шлифовка номеров...
Наконец, наблюдение третье, вернее, догадка, подтвержденная самой Настей в фильме «Сон в красном тереме» (этот первый полнометражный фильм о свердловском роке я посмотрел с удовольствием, чего и вам желаю). Пытаясь объяснить кому-то из авторов, как рождаются ее песни, она говорит о «замороженных» периодах своей жизни, когда не хочется даже книг читать, а только — «пошарить по клавишам».
Очень трудно, похоже, вынудить Настю делать то, чего она ну совершенно не желает в данный момент. После той репетиции, когда выдалась, наконец, незаполненная пауза и я получил возможность задать свои вопросы, она вдруг сказала, почти виновато улыбнувшись. «Знаешь, не хочется сейчас ни о чем говорить... Давай в другой раз?..»
И разговор я отложил, потому что знал: каждому, кто живет, кроме «обычной», еще и насыщенной внутренней жизнью, а тем более рискует связать с этой жизнью свою главную работу, что, собственно, и называется работой творческой, поневоле приходится совершенствовать в себе механизм защиты от внешних, почти всегда оказывающихся некорректными, несвоевременными, вмешательств. У Насти, как видно, «механизм» такой отлажен прекрасно,
Возможно, мои догадки поверхностны, скороспелы, и тот, кто лучше знает рок-леди, меня поправит. Но в целом настаиваю: нет, не случайно большинству из нас сегодня знакомо имя этой рок-певицы. Далеко не только волна моды тому причиной...
Однако самое себя еще надо открыть, а затем найти способ самовыражения.
Из беседы, которая состоялась:
— Настя, почему ты стала заниматься роком? По образованию — архитектор, прилично, я слышал, рисуешь... Потом, есть ведь много других музыкальных жанров: джаз, «классика» . Как шло твое приобщение к музыке, когда оно началось?
— Началось в институте, уже в сознательном возрасте. До этого, кроме советской эстрады, мало что доводилось слышать. Условий не было В школе уроков пения не велось — никак не могли найти учителя. Был школьный пионерско-комсомольский хор, я послушала однажды, что они поют — и больше там не появлялась Пошла в изостудию. Позже поступила в архитектурный Но всегда завидовала подружкам, которые занимались в музыкальной школе, бегали туда с большими папками на веревочных ручках. У моей мамы отдать меня туда возможности не было...
— Да, грустная история,— прокомментировал этот рассказ сидевший рядом Егор.— Так и тянет прослезиться... Да нужна ли она читателю? У него и самого, может, немузыкальное детство. Ему, наверное, хочется, чтобы ты, Настя, как минимум в наушниках родилась, или, на худой конец, с трех лет гастролировала с семейным ансамблем по европам...
Не знаю, до какой степени расходится данный вариант начала карьеры будущей певицы с представлением о нем, бытующем среди поклонников, но оно было именно таким — обычным серо-провинциально-уральским (точнее — первоуральским). И обстоятельство это стоит подчеркнуть не только истины ради, а и затем, чтобы лишний раз наглядно продемонстрировать некоторым ярым нынешним борцам с «рокерством» по меньшей мере двусмысленность их позиции. Допустим, рок-музыка и впрямь, как они на стаивают, не столь богата оттенками, нюансировкой, как музыка респектабельного симфонического оркестра, академической хоровой капеллы, хотя здесь есть о чем подискутировать Но если бы все «рокеры» имели возможность приобщаться к высоким образцам мировой культуры, а также хорошо питаться, одеваться и выбирать себе дело по душе с раннего детства, разве стали бы они такими непослушными, подчеркнуто антиэстетичными детьми своих родителей? (К «Насте», впрочем, последнее не относится). В связи с этим позволю себе высказать одно небесспорное, разумеется, соображение, которое последнее время довольно часто приходит на ум: а может быть, нашему поколению, по большому счету, вообще никакой культуры, кроме «рок-н-ролльной», просто не досталось, и мы элементарно обречены дотягивать ее до уровня национального искусства?..
Между прочим, детство и юность Егора Белкина проходили также вне влияний большого музыкального мира, отнюдь не в столице, а в городе Верхняя Пышма, где, собственно, он и «спелся» со свердловскими авангардными музыкантами, оказавшимися там по воле обстоятельств.
Но молодому человеку из пригорода при всех внешних сложностях было все-таки полегче продвигаться по избранной стезе. Школьный товарищ Егора, с которым не так давно свел меня случай, свидетельствует: однажды, лежа у него дома на полу и предаваясь мечтам, Егор вдруг заявил: «А знаешь, я обязательно буду играть в лучшей группе страны!» Сказано — сделано. Не прошло и несколько лет, как Белкин стал гитаристом знаменитого «Наутилуса Помпилиуса». Правда, продолжалось это недолго, но тут уж — не его вина...
Настю на первых порах отнюдь не отличала такая уверенность в своих силах, и доказывать женское свое право на участие в этих играх ей было гораздо труднее.
— Увлекшись рок-музыкой, я стала ходить в клуб нашего института, где познакомилась со многими ставшими ныне известными, музыкантами. Но всерьез там меня мало кто принимал. Гнать не гнали, а и к микрофону особо не приглашали.. Принцип был простой. Хочешь играть и петь — пой и играй, но если твое музицирование не понравится — уж извини. Собственно, начинала я как обычная тусовщица...
Тусовка тусовке, однако, рознь. Совершенно неоправданно воспринимается у нас это слово с однозначно негативным оттенком. В тон тусовке, что образовалась тогда в архитектурном, об атмосфере которой я уже пытался рассказать в материале «Мир вам, враждующие боги!» («УС» № 5 за 1989 г.), я бы, к примеру, и теперь с удовольствием потусовался. Во всяком случае, в музыкальном, общекультурном планах, убежден, она давала куда больше, чем, допустим, занятия официально культивируемых вокально-инструментальных ансамблей в фешенебельных ДК (к коим клуб архитектурного причислить трудно) Критерии определения — кого приглашать к микрофону особо, кого нет — здесь складывались серьезные. И вообще — уровнем самодеятельности в дурном расхожем смысле этого понятия тут не довольствовались никогда. Другого порядка собирался народ, иные задачи перед собой ставил...
В фильме «Сон в красном тереме» есть интервью, которое мне запомнилось особенно: с Андреем Балашовым, автором всех основных музыкальных идей «Трека», одной из наиболее сильных свердловских андеграундовых «первогрупп», где начинала петь Настя. Беседуют с ним у его рабочего места — пюпитра скрипача театра оперы и балета. И вот этот скрипач, настоящий профессионал, знающий толк в Бахе и Паганини, говоря о том, почему он оставил рок, признается, чересчур велики были для него эмоциональные стрессы. Он не мог их больше переносить...
Понимаете, сродниться с Бахом, чтобы сыграть его, проникнуться мятежным порывом гениального итальянца — для него проще, спокойнее, так сказать! А вот рок — дело иное...
Конечно, тут очень важно, до какой степени «сроднятся» с тем и другим, важно чисто индивидуальное отношение музыканта к той или иной сфере приложения сил. Но совершенно определенно одно: примитивизм в искусстве (а рок в музыкальном отношении где-то с ним смыкается) дается ничуть не легче его творцу, нежели какие-то сложные, особо утонченные формы. И не по форме следует отличать искусство от неискусства, как ни банально это звучит, а по насыщенности внутренним содержанием. Короче говоря, слухи о простоте в употреблении арсенала средств рока (имеется в виду, конечно, хороший рок) сильно преувеличены, и распространяются они людьми не очень сведущими...
Но не один Балашов задавал тон в «Треке». «Трек» — это, кроме других интересных людей, автор текстов, поэт по призванию Аркадий Застырец. На его слова записала Настя позже с группой «Кабинет» песню «Новый день», где есть строки, очень точно отражающие физику (или, если угодно — хирургию) процессов застоя:
Мы разрывали полюса У магнита И совершали просто так Чудеса. И пополам Мы разрезали правду, Явную ложь Получая вдвойне.
Как видим, с самого начала своего пути в роке она оказалась не просто среди «мучителей гитар», со стихийной агрессией вдруг «покативших бочку» неизвестно на кого на манер европейских и американских кумиров, но среди людей, вполне осознанно протестовавших против творящегося на их глазах расчленения живого, разрыва полюсов, причем искавших для выражения этого протеста не чьи-нибудь, а собственные способы. Иногда — заведомо «антиспособы», хотя в принципе, видимо, не исключались и другие... Иными словами — не без тяги к запретному плоду, но — искреннее стремление разобраться в самих себе, в происходящем заставляло их собираться вместе и записывать свои концерты. И именно в этой атмосфере, а не где-нибудь, она поверила в свои возможности, что не могло не отразиться на ее творческом росте.
Расти, однако, а тем более — творчески, можно лишь при определенных условиях. Для Насти же, как и для большинства рок-музыкантов Свердловска, наступило такое время, когда условий и прежде, мягко говоря, не роскошных, не осталось никаких. Один из пиков гонений на «чуждую музыку», пришедшийся на последние годы периода застоя, привел к распаду «Трека» (хотя и не только эта причина; история короткой жизни группы — отдельная история). Никакой надежды заниматься роком не оставалось. Казалось, с музыкой покончено.
— Я работала художником-оформителем, пыталась привыкнуть, хотя к «основной» и даже «полуосновной» профессии душа не лежала с самого начала... И вдруг — все переменилось. Оказалось вдруг, что «чуждые» песни не просто имеют право на официальное существование. В них есть огромная неутоленная потребность у слушателя, утолять которую тут же бросились все, кому не лень.
Но Настя молчала намного дольше, чем диктовали законы конъюнктуры. Ведь и после 86-го, когда всё и вся, наконец, разрешили, ее имя на фоне стремительно вознесшегося на гребень успеха «Наутилуса», других групп, еще вчера «андеграундовых», а ныне вдруг разом оказавшихся в центре внимания журналистов, телевидения,— оставалось в тени. Первый ее самостоятельный альбом «Тацу» был записан лишь в 1987-м, то есть через год после создания Свердловского рок-клуба, а постоянный состав группы «Настя» сформировался в октябре 88-го.
«Тацу» помогала делать добрая половина «старой гвардии» рок-клуба. Прежде всего — Егор Белкин, взявший на себя, помимо партии гитары, продюсирование (общее руководство) записи. На клавишных сыграли такие признанные свердловские мастера, как Александр Пантыкин, «наутилусовец» Алексей Хоменко. Вообще, прежний «Наутилус» почти в полном составе участвовал в работе. Свой вклад внесли барабанщик Владимир Назимов, саксофонист Алексей Могилевский, а Вячеслав Бутусов сочинил для Насти ставшую одной из самых известных песен «Клипсо-Калипсо» на текст Ильи Кормильцева. Кормильцеву-старшему (не путать с младшим — Евгением из «Апрельского марша», все активнее пишущим для Насти сегодня) принадлежит и большинство других песен альбома.
Казалось бы, в таком окружении впору и потонуть не особенно сильному женскому голосу. Однако этого не происходит. Первой, главной личностью концерта остается Настя.
«Тацу» и принес Насте популярность — несмотря на наличие в нем нескольких проходных вещей. Оказалось, для этого вовсе не требуется слишком много шуметь, обращаться к и без того навязшей в зубах остро-политической фактуре. Недаром визитной карточкой певицы стала негромкая, удивительно прозрачная, звеняще-чистая композиция «Вниз по течению неба»:
Я жду заката, Плеска весла, Я жду отъезда, Навсегда... Я жду героя...
Следующий альбом, «Ноа-ноа», был записан новым, уже стабильным составом группы, сложившимся к концу 1988 года. В него вошли гитарист Андрей Васильев, приехавший в Свердловск из Уфы, басист Владислав Шавкунов, клавишник Глеб Вильнянский (чей вклад в запись особенно выделяется своей филигранностью), барабанщик Андрей Коломеец. Альбом, хотя и вызвал меньший резонанс, на мой вкус, получился еще более удачным. Самостоятельнее, сложнее стала музыка, новые яркие краски обнаружились в палитре Насти-композитора, певицы.
С января 1989-го коллектив стал регулярно гастролировать, участвовать в фестивалях, записываться на радио, телевидении. Началась профессиональная работа, всю творческую сторону которой, а также стратегию действий группы — профессионалам ведь надо иметь и свою политику — определяет гитарист и продюсер Егор Белкин,
Вообще о Егоре, его собственном творчестве — композитора, исполнителя, аранжировщика — стоит рассказать отдельно. Кроме участия в «Урфине Джюсе», «Наутилусе Помпилиусе», за его плечами — собственный, на мой взгляд, незаслуженно обделенный вниманием широкого слушателя магнитоальбом, сейчас он (как и Глеб Вильнянский) готовится к записи нового. Очень интересно, полезно, думается, было бы читателю познакомиться с неповерхностными, оригинальными суждениями Егора, философа по образованию, о роке в целом, процессах, происходящих с молодежной музыкой сегодня. Но на этот раз я ограничился лишь вопросом о группе «Настя» и ее перспективах, рассчитывая, признаться, на оптимистические ответы. Однако ожидания не оправдались...
— Егор, по какому принципу строится география ваших гастролей? Одинакова ли реакция публики в разных городах?
— Какого-то строгого принципа нет. Приглашают — едем. Стараемся участвовать в фестивалях, но не во всех. От откровенно низкопробных отказываемся. Гастролировать начали с небольших уральских городов. Надо сказать, что реакция тамошних зрителей на нас довольно своеобразна. Нет, залы пока собираем полные, но вот насчет взаимопонимания... Похоже, что многие приходят на концерты просто из любопытства, уважения, что ли, к свердловскому рок-клубу. Сама музыка, в особенности тексты, молодых земляков пронимают мало. Наш слушатель, как ни странно, живет на сегодняшний день в Киеве, Алма-Ате, Казани.
— Как вам работается в новых условиях?
— Ты знаешь, не очень. Внешне вроде бы благополучно: можно выступать, зарабатывать. А в сущности... Постоянной репетиционной базы нет. Мыкаемся по чужим углам... Аппаратуру надо обновлять самим, костюмы тоже. А по существу, мы остаемся такими же неприкаянными, как и во время «андеграунда». Только теперь эта неприкаянность приобрела вполне официальный характер. Честно говоря, очень хотелось бы, чтобы кто-то о нас всерьез позаботился. Вот найти бы спонсора, или, как это раньше называлось — мецената, пусть не очень богатого, но сочувствующего нашим проблемам! Тогда можно будет заниматься исключительно творчеством.
— Послушай, Егор, а ты никогда не задумывался над тем, что станется с группой, со всем рок-н-роллом лет эдак через двадцать?
— Ну, в такие дали мы не заглядываем! Общие прогнозы — другое дело... Остановимся хотя бы на пяти. Через пять лет, полагаю, произойдет следующее: уляжется окончательно ажиотаж вокруг рок-музыки, схлынет пена случайных поклонников, поуспокоятся противники. Останется лишь действительно преданный ей, знающий в ней толк слушатель. А мы начнем, наконец,— должно же это когда-то случиться! — нормально, спокойно работать.
...Да, но о чем же, в конце концов — простой и странный Настин танец на цыпочках?
Вот вынес я этот вопрос в заголовок, начиная материал, а теперь смотрю — ответа на него не выходит.
И, однако, заголовок оставляю прежним. Ведь тем и завораживают Настины песни, потому и не дают забыть о себе, что несут они тайну, загадку.
А вдруг, повторюсь, к разгадке нас приблизит такое суждение, вода — больше среда женская, а нам, мужчинам, ближе по духу твердь земная?
Оставляю и этот вопрос открытым. Пусть каждый, кто захочет, попробует найти на него собственный ответ...
