Бутусов и Каспарян. Принцы русского рока
Андрей Масальцев. «Медведь» №10/24, 1997 г.
Сканы предоставил: Екатерина Сашенкова, г. Москва. Обработка: naunaunau.narod.ru, 4 февраля 2011 г.
Соло Георгия
Принцы русского рока?
Человек в плаще шагнул в парадное московского подъезда. Он приехал всего на день, по делам.
«Ваши документы, гражданин!» Силуэты милиционеров торчали как атланты по сторонам лестницы.
Его запихнули в автомобиль и долго мусолили в
руках паспорт. «Каспарян? Юрий? Из Петербурга?» — «Ну да, я музыкант, играл в
группе «Кино», на гитаре... Помните?» — «А-а, это из-за него, падлы,
девчонки с собой кончали!» — развернулся к товарищу старшина. Потолок кабины
стал падать. «Да это «Алиса» была, не путайте!» Но пальцы уже нашли в кармане
билеты — в Москву и обратно: вот, сегодня домой! Его толкнули на улицу.
Желтый «уазик» гневно взревел двигателем... А может, надо было отп...дить?
— Юpa, ты, я слышал, родом из семьи ученых?
— Батюшка — доктор наук, зоолог-систематик. Занимается всю жизнь одним видом насекомых — эневмонида идеа. Это наездники, типа ос, но поизящнее. Мама изучает защиту растений.
— У тебя страсти к насекомым не возникало?
— Разве что к комарам. Такая общечеловеческая всепонятная страсть к комарам...
— В свое время ты необычно перешел из института — в техникум.
— Поступил сначала в ЛИСИ, проучился кое-как год. Начал тогда играть рок-н-ролл и перестал о чем-либо другом думать. Со студенческой группой, в которой играли еще Миша Борзыкин (потом образовал группу «Телевизор»), Дима Ежембовский, Валера Сагамонян (теперь он в Финляндии, барабанщик-профессионал) выступали по клубам, танцплощадкам...
— Кажется, Бугаев-Африка стучал у вас ни барабанах?
Георгий Каспарян
— Где он только не стучал на них... Африка ведь скорее тип шоумена.
На барабанах он, естественно, стучал, а не играл. Однажды — мы как раз в
Швецию собирались — Африканец вытянул из груды
металлолома железяку и поклялся, что возьмет с собой и продаст за тысячу долларов. Так и вышло:
впаял капиталистам как предмет индустриального искусства. Да, а в техникум морского
приборостроения пошел из-за военной кафедры. Очень не хотелось в Афганистан ехать... Теперь я
— младший лейтенант, мог бы и до капитана подняться, если бы па сборы ездил. Кстати, когда
через пару лет сам попросился в армию, не взяли. У вас, говорят, жена американка!
— В восьмидесятых и раньше женитьба на иностранке была формой эмиграции. Так решалась проблема выезда...
— Я никогда не хотел эмигрировал.. Брак скорее был средством адаптации для Джоанны Стингрей, чем средством эмиграции для меня. Просто договорились однажды, что нам будет хорошо вместе.
— КГБ не интересовался тобой в связи с этой женитьбой?
— Мной — нет. Интересовались Джоанной, но весьма корректно, судя по ее рассказам. Встречи в ресторане, беседы...
— Тебе никаких предложений не делали ?
— А что со мной разговаривать? Стучать я ни на кого бы не стал. Не знаю даже, что это такое... Рассказывать, чем мы занимаемся? А чем? На х... всех посылаем, да и все. Важничаем да на гитарах играем! Суперзвезды, блин!
— Надо сказать, твое соло, твоя работа на сцене запоминалась, Это было здорово!
— Конечно, семь лет учебы на виолончели не прошли даром. Формулировать музыкальную
фразу удавалось. Тем не менее нужен постоянный npoгресс, а в «Кино» с некоторых
пор развитие остановилось, требовалось выдерживать стиль. Мы же были
не экстремистами, а проповедовали, в общем, буржуазный стиль жизни. Поначалу
это был живой эксперимент, заносило в разные стороны...
Пока не получилось некое глобальное
«Кино», которое ездит, ездит по всей стране. Народ вскрывается непонятно почему.
Типа: а, вот это мы знаем, ура-ура, е-е. По существу, выполнялась работа
ассенизаторов, то есть прокачивали через себя грубую энергию толпы.
Сознательного выбора не было: так, дурачились, и вот до чего дошли.
— Ну и сгустил краски, скажи лучше: Джоанне не сложно было тебя завоевывать на фоне сотен поклонниц?
— Надо сказать, что группа «Кино» своей нравственностью отличалась от гастролирующих коллективов. Витя, Игорь были женатые люди...
— И они вели себя честно?
— Если женился, значит, принял определенные решения... Джоанне было легко. На самом деле у нас обоих была такая... пергидрольная прическа с черными висками. Это вносило нечто общее. Прическу мне делала Света, подружка одного из бывших наших музыкантов. Она считалась вроде бы парикмахером всей группы. Ей мы доверяли некоторые эксперименты над нашими головами.
— Существует очень хорошее издание двенадцати альбомов «Кино» (а есть еще и тринадцать кассет) фирмы «Мороз Рекордз». В буклетах много фотографий, и там у абсолютно другой вид, чем теперь. Длинные волосы, грим, на руках перстни... Наверное, супермодным был по тем временам?
— «Кино» вообще было модной группой. Прически меняли каждый месяц, следили за сверстниками на Западе, группами «Дюран-Дюран», «Шпандау Балет», «Ультравокс». Кстати, бас-гитарист «Ультравокса» приезжал в Питер, и мы секретно встречались. Все было очень конспиративно. В завесе тайны и чувстве опасности находили остроту ощущений. Знаешь, подспудная борьба с КГБ, с режимом... Главный модник был, конечно, Гурьянов. Следил за собой и нам не давал cпуску, ругал за неопрятный, с точки зрения моды, вид.
— Как вы сочетались по гороскопу?
— По годам — очень забавно. Витя Цой — Тигр, Гурьянов и Тихомиров, ритм-секция, — Быки, и я — водяной Кролик.
— Почему «водяной»?
— В китайском гороскопе существуют пять элементов, год делится еше и на них. То есть Кролик может быть металлический, деревянный, водяной, воздушный и огненный. Кстати, по другим вариантам китайскою гороскопа я превращаюсь в Кота...
— Насколько ты в этом серьезен? Каковы вообще твои отношения с официальной церковью?
— Хожу, причащаюсь с момента крещения — с 1991 года. Стараюсь подходить к ней без лишнею тумана. Исповедался, причастился, поприветствовал святых и дальше пошел.
— Гибель Виктора застала всех врасплох...
— Конечно, был сильный шок и вместе — отупение. Не растерянность, мол, что делать дальше... Карьерный момент не рассматривался никем из нас. Была потеря друга и все.
— После 1990 года у тебя наступило время, когда пришлось все начинать сначала...
— Время выбора. Стала намечаться линия игры в других составах. На гастроли в Питер приехал Дзуккеро, такой итальянский прототип Джо Кокера. Я считался тогда в неких хитах лучшим гитаристом. И менеджер Дзуккеро обратился через Юру Айзеншписа ко мне, пригласил сыграть на концерте. Честно сказать, эта работа не доставила мне ни радости, ни удовольствия.
— Но ты все же выпал из «Кино»-тусовки?
— А «Кино»-тусовки и не было. Группа всегда держалась обособленно. Общались только с «Новыми Дикими». Это Африка и немногие люди этого круга. Кстати, на вечеринке у Африканца в 1990-м я и познакомился с Сергеем де Рокамболем и Анной, его женой. Довез до дома, а там разговорились, и Сергей посвятил меня в свои разработки Атриум-алфавита. Поначалу мало что понял, но захотелось вникнуть. Был приглашен сотрудничать в арт-группу «Атриум — Драконовы Ключи». Стал интересоваться базой разных культур, их мифологией и нумерологией. И первый мой самостоятельный альбом создан на основе Атриума. «Драконовы Ключи» были написаны к выставке в Голицине, где проводилась советско-американская конференция по трансперсональной психологии. Атриум-алфавит — инструмент морфогенетический, но у меня не было цели найти ключ к формам классическим, сонатным. Хотя подробно изучал «Хорошо темперированный клавир» Баха. Там коллаж тональностей и ходов наиболее ярок. Мой результат получился добротным, но мог быть и повеселее.
— В 1991-м ты расстался с Джоанной. Каковы теперь ваши отношения?
— Перезваниваемся. Батюшка ее приезжал недавно, встречал я его. Теперь она замужем за Сашей, барабанщиком группы «Центр», очень классным музыкантом. Девочка родилась. Живет она, по-моему, в том же домике, который снимала раньше в Лос-Анджелесе. Отчим Джоанны — очень известный адвокат, вошедший в звездную десятку статьи «У кого реальная власть в Лос-Анджелесе» в «Лос-Анджелес таймс». Мать — в прошлом актриса, снялась вместе с Мэрилин Монро в фильме «В джазе только девушки», играла там одну из оркестранток. В общем, крепкая американская семья. Три дочери, Джоанна — средняя.
— На обложке «Драконовых Кночей» ты не Юрии, а Георгий...
— Я предпочитаю сейчас употреблять имя, данное мне при крещении, чтобы меньше было ассоциаций с группой «Кино». Это была другая жизнь.
— Какова мера твоей самостоятельности тогда и сейчас?
— Произошла полная смена формата внимания. Ведь бывает формат внимания академика, военнослужащего, композитора...
— Зиачит считаешь себя композитором?
— Да, в «Кино» работали практически с готовым материалом к песням Виктора. И песня под гитару приобретала форму поп— или рок-музыки, такова была наша задачача. Иногда Виктор приносил уже готовую рок-песню, например, «Группа крови». Там почти нет нашего участия, придуманы партии баса и гитары. Изображал он все это голосом, но поскольку народ язвительный, придирчивый, Витя стал записывать себя на пленку и для нас просто включал запись. Это же тонкий момент, когда свое произведение представляешь очень близким людям.
Голос Вячеслава
Когда Слава Бутусов летел с концертами на Камчатку, «Медведь»
в самолетах еще не раздавали. Поэтому он дремал, посматривая в диск
иллюминатора. Встретили его точно так, как встречали во всех удаленных
провинциях, — как родного сына. Но была, была какая-то разница: не океан,
не сопки, не веревки, натянутые между домами... Он вдруг почуствовал,
что всего этого... до страдания... много, так много, что просто
НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ! И потерял сознание.
— Слава, с недавнего времени ты пробуешь себя в разных, часто совершенно непохожих проектах: "Митьковские песни", "Незаконнорожденный". Как начинается эта работа, много ли в ней твоей инициативы?
— Меня просто приглашают в практически готовую структуру. Авторства я не несу, скорее, являюсь поддержкой. Иногда моральной, иногда другого свойства.
— Как ты понимаешь моральную поддержку?
— Идеологически-политический паровоз, без которого нельзя вывести любое дело. Придать окраску или огласку. Конечно, это неплохо, хотя и благотворительностью не назовешь, потому тчо чаще всего за это готовы платить деньги. Могу сказать, что вклад в разные проектыабсолютно неодинаковый. Хотя с виду — там спел, здесь спел. А принцип участия разный.
— Для Юры Каспаряна процесс врастания в арт-группу "Атриум — Драконовы ключи" занял несколько лет. А как у тебя? Ты ведь был человеком новым и всё же смог быстро примениться к ситуации?
— Просто принял это близко к сердцу. по натуре я вообще человек отзывчивый, даже рефлекторный. Может быть, качество не природное, но выработанное с годами. Кстати, со временем замечаю, что труднее адаптируюсь к среде, особенно сложной, необычной.
— В «Незаконнорожденном» есть твои авторские вещи.
— В общем, я брался за все, что мне творчески было любопытно. Самое же интересное было в самом процессе. Для меня он шел методом... вживления своего сознания в происходящее.
— У тебя существует особая техника этого вживления? Что ты делаешь? Расслабляешься, смотришь в одну точку, делаешь множество вариантов?
— Чем труднее задача, тем разнообразнее способы. По месту действия. Иногда можно до
потери сознания петь одно и то же, пока не станет ясно, что лучше никогда не будет.
И дальнейшие повторы звучат все тупее. Есть особая эстетика общения с пустой
комнатой и с этим страшным микрофоном! Я записывался в студии Юсуповского
дворца. Там комната солиста специально изолирована. До такой степени,
что человек иногда теряет ориентацию... Трудно привыкнуть.
— Курить-то в этой комнате можно? Вы же с Юрой, кажется, курите трубки?
— Нежелательно, потому что можно задохнуться. Да и страстным курильщиком назвать себя не могу. Весьма надоедливое занятие — увлекаться процессом курения. В трубке, конечно, есть эстетство и шарм. Курение сигар тоже стильно, но здесь я не мастак. Тяну их как сигареты...
— Альбом «Яблокитай» ты записывал где-то в Англии. Есть разница?
— Примерно такая, как между горшком и унитазом. Понятно, горшок — это Юсуповский дворец. Горшки в основном любят те, у кого сила привычки выше желания эксперимента.
— Непросто тебе во дворце пришлось. Прибавило напряжения...
— Нет, напряжения-то мне всегда хватало. Но в случае перебора срабатывает блок защиты. Я падаю в обморок, натурально... Это как блокировка у электрического аппарата.
— Неплохо было бы укрепиться. Юра, например, занимался кунфу...
— Для меня это экзотика, и таковой останется всегда. Пока не прикоснешься сам. Но пока недосуг. В общем, мне трудно представить себя в боевой стойке.
— Чем же ты занимаешь себя на досуге?
— Читаю книги, стихи. Поэтические сборники всех времен и народов. Пишу и сам. Не всегда успеваю записать на бумагу, но сочиняю постоянно. Иногда приходит и музыка, иногда все вместе. Последнее как раз самое лучшее.
— Не мог бы что-нибудь прочесть?
— Ну кто же угощает гостей сырыми блинами? Я же, как архитектор, привык все в кучу сгребать, а потом приводить в порядок. Но вообще-то я слабо разбираюсь в этапах работы, знаю только два: когда готово и когда нет.
— Что ты нашел для себя в сотрудничестве с «Атриумом»?
— Просто решил познакомиться с тем, что мне раньше не встречалось. Поэкспериментировать. Примерить к себе другую одежду. Вообще я постоянно живу с этим. Любой устанет от копания в одной и той же яме.
Там нет того, что у нас называется законами шоу-бизнеса. Возможно, когда-нибудь это и проявится, если «Атриум» не будет развиваться внутри себя. Рано или поздно может возникнуть конвейер.
— Когда альбом выйдет в свет, не зададутся ли многие вопросом: а хотели бы авторы быть понятыми?
— Мы как раз заинтересованы в том, чтобы придать проекту загадочность. И не ждем особого понимания. Кому интересно — тот потратит больше времени, чтобы разобраться. Нужно учиться понимать, не разбивая скорлупы. И не варить себе заумный суп из лазерных дисков!
— Каковы твои отношения с изобразительным искусством?
— Они очень давние. Обучался в художественной школе, после чего волею судеб закончил архитектурный институт. Сейчас если и рисую, то крайне редко. Должна быть вокруг особая среда. Если хочешь — звезды по-особому должны стоять. Можно, конечно, и по ночам на кухне рисовать. Если неймется...
— Пока же на кухне чаще бывает твоя жена... Чем она занимается еще, есть ли у вас ребенок?
— Анжела учится истории искусств в гуманитарном университете. Дочку зовут Ксения, ей шесть лет. (Слава отвлекается, чтобы пожелать «детям» спокойной ночи.)
— Музыканты группы «Продиджи» решили записать диск в пику предыдущему. Чтобы никому не понравился — так достала их популярность. Новый альбом «Роллинг Стоунз» тоже весьма необычен. Знакомая шероховатость и привлекательная грубость их саунда значительно смягчены...
— Я считаю правильными эти шаги в сторону от привычной манеры. Но в силу инерции слушателей, массы, они принимаются трагически. И чем больше масса, тем сильнее ее инерция. Музыканты становятся... собственностью толпы.
— Наверное, тяжело ощущать свою несвободу?
— Очень. Но ты же не чайник из магазина, который должен всю жизнь исправно работать. Поэтому эксперимент — еще и борьба с представлением толпы насчет тебя.
— Главное, чтобы это не стало местью. Хотя поклонники могут здорово довести... Или это приятно?
— Есть положительная взаимосвязь, но чаще она условна. Действия всех фанатов похожи, разыгрываются всегда как по нотам.
Каким я был, таким и остался. Развеять это намного легче, чем создать. Достаточно выйти на улицу и проехаться в метро. Всю загадочность как ветром сдувает, едва окунешься в звериное нутро толпы.
— У тебя нет надписей в подъезде, дежурств? Или конспирируешься ?
— К сожалению, есть, несмотря на мои старания. Моя конспирация в том, что не уделяю этому излишнего внимания. Менять квартиры нет возможности. Однако морду кирпичом всегда можно сделать. Главное, чтобы на этом кирпиче тут же не написали что-нибудь. Хотя нынешние граффити фантазией не блещут. Какая, скажи, разница между трехбуквием и «Приезжайте к нам в Волгоград»? Подоплека одна и та же — страстное желание себя увековечить.
— Со стороны жэка нет к тебе претензий?
— Нет, хотя журналисты и спрашивают с меня за действия особо выступающих. Отвечай, мол, за того, кого приручил! Следуя этому, я должен взять банку и закрашивать еженедельно подъезд. Это называлось бы тоталитарной псевдозаботой. У зэков встречается...
— Значит, тебе ближе изоляция, некая загадочность...
— Разве? Нет, каким я был, таким и остался. Развеять это намного легче, чем создать. Достаточно выйти на улицу и проехаться в метро. Всю загадочность как ветром сдувает, едва окунешься в звериное нутро толпы.
— Медведь, кстати, священный зверь, тотем, одинаковый у русских людей и... у немцев.
— Да? Вот поэтому немцы так любят прилетать на Камчатку — охотиться на этих самых медведей... N