Дмитрий Умецкий. №13 1993 г.
Обработка: naunaunau.narod.ru, 04 февраля 2011 г.
Наутилус Помпилиус. Золотой век Отрывки из воспоминаний бывшего бас-гитариста группы Дмитрия Умецкого.
(Продолжение. Начало в № 12.)
После выхода «Невидимки» у нас опять начались внутренние препирательства по поводу Славиной рефлексии, но все равно мы продолжали работать. Бутусов начал делать материал для нового альбома и он был наработан, но, к сожалению, почти весь его пришлось забраковать. Это был промежуточный альбом между «Невидимкой» и «Разлукой», и мы его как промежуточный и отбраковали. После чего более или менее осознанно сели писать «Разлуку».
В это время на нашем горизонте снова появился Андрей Макаров, у которого были какие-то проблемы с распределением, и ему пришлось из-за этого чуть ли не на второй год оставаться. Но нам это было на руку, так как он устроился работать директором нашего институтского клуба, и у нас соответственно появилась база, где можно было нормально работать. Приблизительно в это же время был создан Свердловский рок-клуб и даже началась какая-то концертная деятельность.
Перед самой «Разлукой» в составе нашей группы появился саксофонист Алексей Могилевский, который во время записи отыграл на саксофоне и клавишах. Причем история его появления в «Наутилусе» требует того, чтобы о ней рассказать подробнее.
Леща закончил Свердловское музыкальное училище по классу саксофона, и его как молодого специалиста распределили в глухое село, где. он, кстати, и написал свой альбом «Деревня». Но сейчас не об этом. Дело в том, что Леша— человек пьющий, да еще и по-крутому. Он когда в училище учился, у него было постоянно пограничное состояние. В общем, разгильдяй-разгильдяем, водки выпить или на саксофоне подуть — на раз.
И в то же время музыкант он великолепный. Как они, кстати, с Пантыкиным развлекались, мерзавцы: садилась эта парочка вдвоем за один рояль и начинала играть. Один — «Гимн Советского Союза», а второй — «Во поле березонька стояла». И так это у них красиво получалось, так весело, что они шоу на целый час заворачивали.
И вот уехал Могилевский по распределению в деревню, стал там директором клуба, получил дом, свинюшек завел, хозяйством занялся...
Он когда первый раз из своей деревни приехал в Свердловск и зашел к нам, мы чуть не обалдели. Представляете, входит человек, мы к нему с радостными криками бросаемся, а он — ...в костюме, и речи типа «Вы чего это, ребята, озверели? Какой рок-н-ролл? У меня там свой клуб, я там свиней выращиваю, туда-сюда...» Причем такой вот текст выдается на полном серьезе. У нас — глаза девять на двенадцать, все в панике, спрашиваем: «Леша, что с тобой? Может, мы лучше выпьем?» А он в ответ: «Нет, я бросил, все, больше не пью. И вообще я теперь прилежный семьянин и все такое...» Мы своим ушам не верим, спрашиваем: «Леша, как же так, что произошло, может, ты заболел?»
В общем, все-таки выпили. А в результате... И не то чтобы мы его в команду тащили, нет, просто проводилась политработа н тему: «Леша, ну нельзя ж так. Какие свиньи? Ты ж саксофонист, ты ж музыкант. Елки-палки, какой там деревенский клуб? Короче, умотали парня, чуть ли не до слез его довели, ну и в результате перепились вусмерть, конечно. Одним словом, coвратили мы Лешу, оторвали от свиней и вытащили на свет Божий.
А он, бедолага, потом и с женой развелся... Просто ужас какой-то. Грех этот тяжкий до сих пор на моей совести лежит. Но зато Леша стал музыку писать, в группе «Наутилус играть — какая-никакая, а компенсация за потерю вроде бы есть.
Недавно он мне звонил, сообщил, что в Лондон едет. А мог бы до сих пор в деревне со свиньями cидеть...
Но вернемся к «Разлуке». К тому времен в группе уже сложилась четкая система: расклад стал жесткий, но зато и пошла профессиональная работа. Кормильцева взяли в штат как официального текстовика группы, Бутусову было полносты отдано написание материала, а я занимался организацией всего творческого процесса, всей этой кашей — правкой текстов, отбором репертуара, имиджем, сценографией и т. д. Напрямую дать точное определение моим функциям довольно сложно, поскольку не существовало даже самого простого механизма регулирования творческого процесса, и все приходилось решать в разговорах, в тусовке, какие-то вещи вообще можно было доказать только на собственном примере, но в первом приближении это была продюсерская деятельность.
Концертов мы тогда практически не давали, ну, может, один-два каких-то левых в самом Свердловске и все. А тут еще и ситуация в тот период сложилась довольно тупиковая. Вроде работаем-работаем, пишем альбомы, слава Богу, есть рок-клуб, но что будет с концертами — непонятно, а тут еще архитектурная работа над душой висит... Морально это все очень сильно давило, так что какого-то глобального веселья у нас тогда не происходило.
Тем не менее альбом мы записали, причем был сделан сознательный ход на более попсовое звучание, чтобы суметь нормально пробить народ и побыстрее раскрутиться. В «Разлуку», кстати, вошли практически все хиты: «Скованные одной цепью», «Шар цвета хаки», «Рислинг», «Батарейки», «Ален Делон», «Казанова» и т. д. Что же касается концертного имиджа группы, то у нас была колоссальная задумка. Мы покрасили анилиновым красителем материал в яркие оранжевый, желтый, синий цвета, сшили себе из всего этого костюмы, потом сделали рамки, натянули на них кальку, так чтобы когда прожектор светил на эту кальку из зала, она казалась непрозрачной, глянцевой поверхностью, после чего еще и понакрасились, понамазались со страшной силой. И вот сидит себе народ в зале, глядит на наши щиты, а впечатление такое, что это — пластик, и вдруг развеселые дядьки прорывают кальку и выскакивают намазанные, накрашенные, в попугайских костюмах и чешках и под драм-машину втроем заворачивают рок-н-ролл. В общем, полный вперед, но зато весело.
Вообще с имиджем у нас была целая эпопея. Ведь мы же на сцене двигались, причем очень активно, скакали козлами, я как вспомню эти выступления попугайские, так вздрагиваю. Ну представьте, выскакивают три козла в пестрых одеждах и начинают по сцене прыгать. Естественно, ни на кого впечатления это произвести не может. Оно, конечно, весело, но вроде музыка-то серьезная, тексты какие-то произносятся, а ведь тогда уже все хиты игрались, тут уже не до шуток. А это на самом деле очень сильно ломает, когда мелодичная музыка, серьезный текст, и все это на фоне прыгающих попугайских товарищей. Выглядит такое по меньшей мере сомнительно.
И вот начали мы переползать из цветастого во что-то более серьезное. Пробовали, экспериментировали, сапоги какие-то нашли, еще чего-то. В общем, такие рывки были туда-сюда. В конце концов вопрос стал ребром. Слава сказал, что он хочет китайские балахоны «а-ля Цой», я настаивал на мундирах, но окончательно вопрос решился только когда я себе сшил френч и прищеп в нем показаться. Бутусов как увидел, сразу заявил, что он тоже такой хочет, и проблема была решена окончательно.
Таким вот образом мы постепенно приехали к черным костюмам полувоенного образца, статике, то есть добрели до окончательного имиджа. Нам уже стало понятно, что надо делать нормальную концертную программу, причем ударную. Ничего другого от нас просто не приняли бы.
Соответственно нужно было набирать и концертный состав. И тогда Могилевский предложил нам посмотреть Алика Потапкина, барабанщика, который в то время работал в «Агате Кристи». Алик нам понравился, очень классный барабанщик на самом деле, мы его пригласили с нами работать, и таким образом команда практически сложилась. Тут еще подтянулся к нам Алексей Хоменко, клавишник, который тогда играл в ресторане и имел собственную аппаратуру, что для нас имело большое значение.
Вообще-то сам шаг с приглашением Могилевского и Хоменко был не самым лучшим решением, так как все это было чревато последствиями. Добром такое не могло закончиться. То есть с самого начала было ясно, что в будущем у нас с ними будут столкновения. С Хоменко — по одному поводу, с Могилевским — по другому, но будут. Леша Могилевский, например, не понимал, что он делает, во что мы играем. Его все время то в пляс тянуло, то еще чего-то выкинуть. Кто бывал тогда на наших концертах, легче поймет, что я имею в виду. С Хоменко же — другая ситуация. Он очень профессиональный человек, но в определенный момент, когда надо было решаться, что либо мы играем концерты и медленно, но верно деградируем, либо уходим в подполье, репетируем и делаем новую программу, он и выплыл со своими, скажем так, ресторанными взглядами на вещи и поломал всю ситуацию, фактически подбив всех остальных на бунт. Он, кстати, потом в этом сам очень раскаивался, насколько мне известно.
Ситуация на самом деле тогда была не приведи Господь. Все — хорошие люди, просто замечательные ребята, но как только при отсутствии механизма управления командой столкнулись реальные интересы, особенно интересы денежные, тут же все, весь слаженный рок-н-рольный коллектив моментально превратился в банку с пауками. Буквально на глазах. Но об этом чуть позже.
А пока я хочу вернуться немного назад, к периоду создания Свердловского рок-клуба. Организовался рок-клуб примерно для двадцати-тридцати музыкантов, может, чуть больше, но в принципе порядок числа был именно такой. Причем все они между собой тусовались, а поскольку музыкантов в городе было немного, то и играли все друг у друга в командах. «Наутиловцы.», в том числе и мы с Бутусовым, за первый год существования рок-клуба тоже успели переиграть в трех или четырех составах. Вот об этом-то я хочу сейчас рассказать.
К тому времени развалился «Трек», и Настя Полева — их бывшая солистка — начала собирать свой состав. А надо сказать, что весь успех «Трека» у публики строился в основном на Насте, которая пела у них низким грудным басом. Причем музыку-то они играли довольно интересную, такой «нью-вэйв» с назидательными, пафосными текстами типа «не ходи туда, не ходи сюда, а за козла ответишь». И вот гнали они подобную мрачную волну, а в самых эпических местах выходила Настя — метр с кепкой — и густым басом пела: «Вечность познаем только вдвоем, милые дети, играйте с огнем». Такие вот тексты у них были. Но в результате своей назидательности они распались, каждый начал реализовывать собственные идеи, и мы со Славой подрядились играть к бывшему «трековскому» барабанщику Жене Димову.
Сначала он затеял ново-волновый проект, который назывался «Мост», а затем решил переключиться на металл и организовал группу «Степ». Несмотря на такое название, игралось что-то такое круто металлическое, даже слегка завернутое в сторону авангарда. У Димова были два своих гитариста, но поскольку музыкантов было мало, он пригласил меня поиграть на басе, а Бутусова — попеть металлические песни...
(Окончание в следующем номере).