В. Бутусов - И. Кормильцев
Сзади идёт зима, сзади идёт ледник,
Родиться юным — стареть за миг.
Больше нигде таких мудрых детей,
Больше нигде таких безустальных крыльев,
Нет нигде!
Старые церкви, непролазная грязь,
Красный колпак и африканский джаз.
Надо спуститься где-то выпить воды,
Среди камышей на болотах следы
Острых копыт.
Перелёт, перелёт от вечной зимы,
Идущей по пятам, идущей по пятам.
Перелёт, перелёт в монгольскую степь,
Монгольская степь, монгольская степь!
Сзади идёт ледник, следом несёт валун,
Последние птицы, последний день лета.
Крылья перепёлки в лапах орла,
Спрячь клюв, спрячь под крыло,
А ну-ка спрячь!
Эскимосские танки входят в города
Глыбами льда на дымящихся башнях —
Глыбами льда на дымящихся башнях —
Белый медведь и стальная звезда
Перелёт, перелёт от вечной зимы
Идущей по пятам, идущей по пятам.
Перелёт, перелёт в монгольскую степь,
Монгольская степь, монгольская степь!
В. Бутусов - И. Кормильцев
Иван Человеков был простой человек,
И просто смотрел на свет.
И «да» его было — настоящее «да»,
А «нет» — настоящее «нет».
И он знал, что с ним будет
С восьми до пяти и что будет после пяти.
И если на пути становилась гора,
Он не пытался её обойти.
Иван Человеков возвращался домой
На площадке, где мусоропровод,
Он увидел, как из люка таращится смерть,
И понял, что завтра умрёт.
Он взял свой блокнот и написал ей прийти
Завтра ровно в двенадцать часов —
Он терпеть не мог несделанных дел
И попусту сказанных слов.
Я знаю эту женщину:
Одни её зовут — свобода,
Другим она — просто судьба,
И если для первых — она раба,
Вторым она — святая судья.
Я знаю эту женщину...
Я знаю эту женщину...
Иван Человеков гладко выбрил лицо,
Надел лучший галстук и ждёт.
Спокойный и светлый — и струсила смерть,
И забыла, где он живёт.
Он долго ждал, но потом он устал
Попусту ждать и ушёл,
И, встречая смерть, он не здоровался с ней,
Как со всеми, кто его проколол.
Я знаю эту женщину:
Одни её зовут — свобода,
Другим она — просто судьба,
И если для первых — она раба,
Вторым она — святая судья.
И первые пытаются взять её в плен
И заставить стирать им носки,
Но вторые знают, что плен — это тлен,
И живут без особой тоски.
В. Бутусов - И. Кормильцев
Когда я проснусь — снова буду один
Под серым небом провинции,
Уже зажгутся огни,
Словно лужи — глаза,
Словно гальки в воде,
Все погасшие звёзды лежат,
Лежат на тинистом дне.
Эта ночь, эта ночь
Плотнее плюшевых штор,
Страшней чугунных оград —
Я вижу только себя,
Везде встречаю свой взгляд.
Прощай, Чужая Земля!
Но нам здесь больше нельзя!
Мы стали легче тумана,
Мы стали чище дождя,
Мы вновь вернёмся сюда,
Но кто нам скажет тогда:
«Прощай, Чужая Земля, прощай!»
Возможно, мы уже спускались с небес
Или рождались не раз,
Какая горькая память — память о том,
О том, что будет потом.
Но шины шепчут в ночи
Утешительный бред,
Я слышу крик в темноте —
Возможно, это сигнал.
Прощай, Чужая Земля!
Но нам здесь больше нельзя!
Мы стали легче тумана,
Мы стали чище дождя,
Мы вновь вернёмся сюда,
Но кто нам скажет тогда:
«Прощай, Чужая Земля, прощай!»
В. Бутусов - И. Кормильцев
С причала рыбачил апостол Андрей,
А Спаситель ходил по воде.
И Андрей доставал из воды пескарей,
А Спаситель погибших людей.
И Андрей закричал: «Я покину причал,
Если ты мне откроешь секрет!»
А Спаситель ответил: «Спокойно, Андрей,
Никакого секрета здесь нет».
— Видишь, там, на горе,
Возвышается крест,
Под ним — десяток солдат,
Повиси-ка на нём.
А когда надоест —
Возвращайся назад
Гулять по воде, гулять по воде,
Гулять по воде со мной.
— Но, Учитель! На касках блистают рога,
Чёрный ворон кружит над крестом.
Объясни мне сейчас, пожалей дурака,
А распятье оставь на потом.
Онемел Спаситель и топнул в сердцах
По водной глади ногой:
— Ты и верно дурак! — и Андрей в слезах
Побрёл с пескарями домой.
— Видишь, там, на горе,
Возвышается крест,
Под ним — десяток солдат,
Повиси-ка на нём.
А когда надоест —
Возвращайся назад
Гулять по воде, гулять по воде,
Гулять по воде со мной.
В. Бутусов - И. Кормильцев
Я созрел душой для светлых,
Светлых и прозрачных дней.
Стал взор мой бел,
Как монашеская постель.
Я несу свой огонь, не таясь,
Не боясь от него сгореть,
Но послушай, как страшно звучит,
Стучится в окно метель.
Каждый клубок пурги, этой пурги — живой,
Свет фонарей отражен льдинками злобных глаз.
Бесы зовут наружу, в стужу уйти с пургой
Туда, где мёртва вода, туда, где дурманит газ.
Белые стены, храните, спасите нас —
Без зеркал, в которых соблазн,
Без слов, в которых беда.
Молчанье моё — заклинанье моё,
Темнота — моя больная сестра.
Пока я жив, пока я жив — они не войдут сюда,
Они не войдут сюда...
Бесы просят служить, но я не служу никому.
Даже тебе, даже себе, даже тому, чья власть.
И если Он ещё жив, то я не служу и Ему,
Я украл ровно столько огня, чтобы больше его не красть.
Бесы грохочут по крыше, на крыше такая ночь —
Длинная ночь для того, для того, кто не может ждать.
Но она улетит быстрее, быстрее, чем птица прочь —
Если б я точно не знал, я бы не стал гадать.
Белые стены, храните, спасите нас —
Без зеркал, в которых соблазн,
Без слов, в которых беда.
Молчанье моё — заклинанье моё,
Темнота — моя больная сестра.
Пока я жив, пока я жив — они не войдут сюда,
Они не войдут сюда...
В. Бутусов - И. Кормильцев
Стану я, стану я змеем морским —
Буду я охранять все кочевья китов,
Буду я косить жёлтым глазом,
Косить жёлтым глазом —
Глядеть на купанье детей.
Буду длинный и гибкий,
И слишком уж страшный,
Так чтоб быть опасным,
Морской змей, морской буду я.
Слишком невероятный,
О, невероятный,
Так чтобы быть сказкой,
Морской змей, морской буду я.
Рассекающий воду резиновым телом
Один на Земле
Так я буду жить вечно один.
Стану я, стану таким
После смерти,
Я стану, я стану таким
После смерти,
Слишком уж мудрый,
Так чтобы быть сильным,
И слишком уж старый,
Чтобы быть хитрым,
Мой змей.
Морской змей, морской,
Обвивающий Землю,
Морской змей, морской,
Обвивающий Землю,
Мой змей.
Стану я, стану таким после смерти,
Я стану, я стану таким после смерти опять.
В. Бутусов
Мы будем жить с тобой
В маленькой хижине
На берегу очень тихой реки,
Никто и никогда, поверь, не будет обиженным
На то, что когда-то покинул пески.
На берегу очень дикой реки,
На берегу этой тихой реки,
В дебрях чужих у священной воды,
В тёплых лесах безымянной реки.
Движенья твои очень скоро станут плавными,
Походка и жесты осторожны и легки.
Никто и никогда не вспомнит самого главного
У безмятежной и медленной реки.
На берегу очень дикой реки,
На берегу этой тихой реки,
В дебрях чужих у священной воды,
В тёплых лесах безымянной реки.
И если когда-нибудь случится беда,
Найди верный камень там, где скалы у реки,
Прочти то, что высекла холодная вода,
Но ты эту тайну навсегда сбереги.
На берегу очень дикой реки,
На берегу этой тихой реки,
В дебрях чужих у священной воды,
В тёплых лесах безымянной реки.
В. Бутусов - И. Кормильцев
Светла, как печаль, безмятежна, как сон,
Ты влетаешь, как птица, садишься на пальцы —
И я снова спасён.
Беззаботная лень, безымянная тень,
Ты накроешь мой дом туманным крылом,
И закончится день.
Но в безлунную ночь, как бездомная дочь,
Не выдержав счастья, по зову ненастья
Ты уносишься прочь,
Оставляя мне пыль, оставляя мне прах,
Унося мою душу мерцающим камнем
В бессильных когтях.
Ведьма или ангел, птица или зверь,
Вернись, я оставлю открытым окно
И незапертой дверь.
Смерть или спасенье, свет ты или тьма,
Если не вернёшься — я впервые узнаю,
Как сходят с ума.
Моё отраженье — лицо мертвеца —
Плывёт без движенья в глубинах зеркал
В ожидании конца.
Но если ты принесёшь назад талисман —
Иней на стеклах без дыма сгорит
И разгонит туман.
Ведьма или ангел, птица или зверь,
Вернись, я оставлю открытым окно
И незапертой дверь.
Смерть или спасенье, свет ты или тьма,
Если не вернёшься — я впервые узнаю,
Как сходят с ума.
Но если ты опоздаешь хотя бы на миг —
Они треснут, как лёд, и на пол упадёт
Снежно-белый старик
И камень в когтях станет серым свинцом,
И ты рухнешь бессильно, разбив свои крылья,
Рядом с мёртвым лицом.
Ведьма или ангел, птица или зверь,
Вернись, я оставлю открытым окно
И незапертой дверь.
Смерть или спасенье, свет ты или тьма,
Если не вернёшься — я впервые узнаю,
Как сходят с ума.
